"Томас Манн. Непорядок и раннее горе (Новелла)" - читать интересную книгу автора

краснокирпичного цвета, когда-то принадлежавшие Ингрид и Берту, совершенно
одинаковые, только что у Байсера из-под платья выглядывают короткие
штанишки. Подстрижены дети тоже одинаково, "под пажа". Светлые волосы
Байсера, кое-где потемневшие, принимают самые различные оттен ки и растут
как попало, торчащими вихрами - похоже, что он неловко на себя нахлобучил
потешный паричок. А каштаново-коричневые мягкие и блестящие, как шелк,
волосы Лорхен не менее прелестны, чем она сама.
Они закрывают ей ушки - как известно, разной величины. Одно - вполне
нормальное, другое же - не совсем правильной формы и, бесспорно, слишком
большое. Отец иногда отводит мягкую прядку волос и, словно впервые
обнаружив этот маленький недостаток, преувеличенно изумляется, чем очень
смущает и в то же время очень смешит свою Лорхен. Ее широко расставленные
глаза отливают золотом, в ласковом и ясном взгляде лу чится нежность.
Бровки светлые. Носик еще совсем не определившийся, ноздри вырезаны
широко, так что дырочки почти что совершенно круглые, рот большой и
выразительный, подвижная, прихотливо изогнутая верхняя губка вздернута.
Когда девочка смеется и показывает свои жемчужные, но не сплошные зубки
(один Лорхен недавно потеряла; он качался во все стороны, и отец выдернул
его с помощью носового платка, а она вся побледнела и затряслась), на ее
щеках, еще по-детски пухяых, но с четко очерченными скулами - вся нижняя
часть лица у Лорхен слегка выдается вперед, - ясно обозначаются ямочки. На
одной щеке у нее родинка, покрытая легким пушком.
Вообще-то Лорхен не вполне удовлетворена своей внешностью, а стало
быть, к ней неравнодушна. Она с грустью сообщает, что "личико у нее
некрасивое", зато "фигурка славненькая". Лорхен любит "взрослые", книжные
словечки, вроде "пожалуй", "разумеется", "окончательно", и нанизывает их
одно на другое. Недовольство Байсера самим собой относится скорее к
области духа. Он склонен к самоуничижению, мнит себя великим грешником
из-за своих припадков ярости, убежден, что рай не для него и что он угодит
прямо в "преисподнюю". Тут не помогают никакие заверения, что бог всемогущ
и милосерд даже к грешникам. С унылым ожесточением качая головой в неловко
нахлобученном "паричке", он утверждает, что райское блаженство ему
заказано. При малейшей простуде он кашляет и чихает, у него течет из носу,
а внутри все хрипит: он сразу же пышет жаром и только и знает, что сопит и
пыхтит.
" Детская Анна", весьма мрачно настроенная относительно его физической
конституции, предрекает, что мальчика с такой невиданно "густой"
кровью рано или поздно хватит "кондрашка". Как-то раз ей даже
почудилось, что страшное мгновение уже лришло; в наказание за неистовый
приступ, ярости Байсера поставили носом в угол, и его лицо - как кто-то
вдруг заметил - все посинело, стало еще более сизым, чем у "сизой Анны".
Анна подняла всех на ноги, возвещая, что вот густая кровь мальчика
приблизила-таки его смертный час, и гадкий Ёайсер, вполне законно
изумляясь неожиданному обороту судьбы, увидел вокруг себя встревоженные,
ласковые лица взрослых, покуда не выяснилось, что роковая синева вызвана
не приливом крови, а тем, что окрашенная индиго стена детской слиняла на
его затопленное слезами лицо.
Следом за "маленькими" вошла в комнату "детская Анна" и остановилась у
дверей, сложив руки под белым передником; жирно напомаженные волосы, глаза
гусыни - все в ней говорило о несокрушимом достоинстве и глупости.