"Томас Манн. Непорядок и раннее горе (Новелла)" - читать интересную книгу автора

- Малыши-то у нас какие умники стали! - объявляет она, намекая на
образцовый уход и свои педагогические заслуги.
Не так давно ей удалили семнадцать больных корней, заменив их
искусственной челюстью из темно-красного каучука, с соответствующим
количеством ровных желтых зубов, ныне украшающих ее крестьянскую
физиономию. В душе "детской Анны" живет странная уверенность, что все на
свете только и говорят что об ее искусственной челюсти, и даже воробьи на
крыше свиристят о ней. "Немало напраслины на меня повозводили, - говорит
она сурово и загадочно, - когда я вставила себе новые зубы". Она и вообще
тяготеет к туманным речам, недоступным пониманию окружающих, и любит,
например, толковать о некоем докторе Блайфусе, "которого знает любой
ребенок, а в том доме, где он живет, квартирует еще много таких, что
выдают себя за него". С этим приходится мириться, закрывать глаза на ее
чудачества. Она учит детей отличным стишкам, например:


Рельсы, рельсы, паровоз!
Пар шипит из-под колес!
Едет он или стоит -
Все равно гудит, гудит!


Или скудному, в согласии с переживаемым временем, но все же веселому
перечню трапез на неделю:


Понедельник - начало недели,
Во вторник совсем мы не ели,
Среда так лежит посрединке,
В четверг мы глотаем слезинки,
В пятницу рыбки закажем,
В субботу голодные пляшем,
Зато в воскресенье пируем,
Свининку с салатом смакуем.


Или некоему, исполненному загадочно-туманной романтики четверостишию:


Распахните-ка ворота -
Экипаж у поворота,
В экипаже господин.
Восхитительный блондин.


Или же, наконец, душераздирающей балладе о Марихен, которая, сидя "на
утесе, на утесе, на утесе", расчесывала свои, уж разумеется, "кудри
золотые". А не то еще про Рудольфа, который извлек "свой кинжал, свой
кинжал, свой кинжал", что также отнюдь не привело к счастливой развязке.
Все это Лорхен, с ее подвижной рожицей и сладким голоском, поет и читает