"Томас Манн. Непорядок и раннее горе (Новелла)" - читать интересную книгу автора

этот бальный угар!" - думает Корнелиус и, нe зная, что предпринять,
смотрит на "сизую Анну", которая, скрестив руки на фартуке, степенная и
суровая, стоит в ногах кроватки.
- Все оттого, - изрекает она многозначительно и строго, поджимая нижнюю
губу, - что в ребенке женские чувства заговорили.,.
- Попридержите свой язык, - сердито отвечает Корнелиус. Хорошо хоть,
что Лорхен не отталкивает,- не прогоняет его, как тогда в гостиной, а
беспомощно льнет к нему, неразумно упрямо твердя только одно: "Пусть Макс
будет мой брат..." - и, жалобно всхлипывая, просится обратно в гостиную:
пусть Макс еще потанцует с ней! Но Макс танцует с Пляйхингер, дебелой
особой, имеющей все права на него, Лорхен же никогда еще не казалась
терзаемому жалостью профессору таким малым воробышком, как сейчас, когда
она, вся дрожа, жмется к нему, не понимая, что случилось с ее бедным
маленьким сердечком. Где ей понять, что она страдает из-за дебелой,
взрослой Пляйхингер, которая может до упаду танцевать в гостиной с Максом,
тогда как Лорхен это было дозволено один только раз, и то в шутку, хотя
она куда милее. Но молодой Гергезель здесь ведь ни при чем, безумием было
бы поставить ему это в вину. Страдания Лорхен - противозаконны и
бесправны, значит, необходимо их скрывать. Но ее чувство безрассудно, а
потому и безудержно. Вот в чем беда! "Сизая Анна" и Ксавер, правда, не
видят этой беды, но, верно, по глупости или в силу душевной черствости.
Отцовское же сердце истерзано стыдом и страхом перед этим и
противозаконным бесправным чувством.
Тщетно внушают бедной Лорхен, что у нее и без того есть отличный
маленький братик - беспробудно спящий рядом Ба-йсер. Сквозь слезы она
пренебрежительно смотрит на сбседнюю кроватку и требует Макса. Не
действуют на нее ни обещание профессора, что завтра они, "пятеро господ",
будут гулять по столовой хоть до самого вечера, ни интереснейшие
подробности, которые он собирается, еще до обеда, внести в игру с подушкой.
Ничего она об этом знать не хочет и также не хочет положить голову на
подушку и уснуть.
Но вдруг оба они - Абель и Лорхен - начинают прислушиваться: что ж это
совершается там? Шаги... двое шагают по коридору... и вот чудо свершилось,
оно уже на пороге детской...
Ну разумеется, тут расстарался Ксавер!
Ксавер Клейнсгютль не только торчал у двери, глумясь над изгнанными из
детской дамами. Он пораскинул мозгами и решил кое-что предпринять.
Спустился в гостиную, потянул за рукав господина Гергезеля, шлепая
толстыми губами, что-то рассказал ему и о чем-то попросил. И вот они оба
здесь. Сделав свое дело, Ксавер опять стоит у двери, но Макс Гергезель, в
смокинге, с чуть приметными бачками на щеках, улыбающийся, черноглазый,
идет через комнату прямо к кроватке Лорхен - идет в горделивом сознании
своей роли принца, дарящего счастье, рыцаря Лоэнгрина, с уст которого
вот-вот сорвутся слова: "Я здесь, а значит, нет ни бед, ни горя".
Корнелиус потрясен почти так же, как и сама Лорхен.
- Смотри-ка, - говорит он едва слышно, - кто к нам пришел! Как это
любезно со стороны господина Гергезеля!
- Уверяю вас, господин профессор, никакой любезности здесь нет, -
отвечает Макс. - Вполне понятно, что мне захотелось еще разок взглянуть на
даму, с которой я танцевал, и пожелать ей спокойной ночи.