"Томас Манн. Непорядок и раннее горе (Новелла)" - читать интересную книгу автора

И он подходит к онемевшей Лорхен в зарешеченной кроватке. Она блаженно
улыбается сквозь слезы. Высокий, звенящий звук, сладостный вздох счастья
слетает с ее губ, затем она молча поднимает на рыцаря Лоэнгрина свои
золотистые глаза, чуть распухшие и покрасневшие, но насколько же они
красивей глаз дебелой Пляйхингер. Лорхен не простирает рук, не пытается
обвить ими шею Макса. Ни счастья, ни горя своего она не понимает, - но она
этого не делает. Прелестные маленькие руки попрежнему тихо лежат на
одеяле, а Маке опирается локтями на решетку кроватки, как на перила
балкона.
- "Кто в жизни целыми ночами на ложе, плача, не сидел!" - И он
исподтишка взглядывает на профессора, ожидая одобрения своей эрудиции. -
Ха-ха-ха, "утешься, милое дитя"! Ты так мила. Я уже вижу тебя взрослой!
Смотри только, не подурней! Оставайся такой, как есть! Ха-хаха! В ее-то
годы! Ну, а теперь баиньки! Не будешь больше плакать, раз я пришел к тебе,
маленькая Лорелея, да?
Лорхен просветлела и глядит на него. Худое, как у воробышка, плечо
оголилось, профессор старается натянуть на него рукавчик, обшитый
кружевом. На ум ему невольно приходит сентиментальная история о ребенке,
который, умирая, все просил, чтобы к нему привели клоуна из цирка, однажды
только виденного, но не забытого. В костюме, расшитом серебряными
мотыльками, клоун явился к ребенку в его смертный час - и дитя почило в
мире. Макс Гергезель не расшит мотыльками. Лорхен, слава богу, не при
смерти, на нее только "накатило", в остальном же, право, эта история - в
том же духе. И чувство профессора к Юному Гергезелю, который стоит,
небрежно прислонясь к кроватке, и без удержу болтает - впрочем, больше для
отца, чем для ребенка, - Лорхен об этом, конечно, и не подозревает, -
являет собой диковинное сплетение признательности, замешательства,
ненависти и восхищения.
- Доброй ночи, маленькая Лорелея! - говорит Гергезель, протягивая ей
поверх сетки руку.
Крошечная, красивая, белая ручка исчезает в большой, сильной,
красноватой руке.
- Спи спокойно, и пусть тебе приснятся сладостные сны! Только, боже
упаси, не я! Ха-ха-ха, в ее-то годы!
На этом завершается посещение сказочного клоуна, Корнелиус провожает
его до дверей.
- Не стоит благодарности! Помилуйте, за что же меня благодарить! -
великодушно и учтиво обороняется Макс. Он уходит, и Ксавер за ним - внизу
уже пора подавать итальянский салат.
Но доктор Корнелиус возвращается к Лорхен; теперь она улеглась,
склонила свою головку на плоскую маленькую подушку.
- Вот видишь, как хорошо все вышло, - говорит он, с нежностью оправляя
на нбй одеяльце, она кивает ему и всхлипывает напоследок. Еще добрых
четверть часа сидит он у сетки и смотрит, как она погружается в дремоту,
следуя примеру Байсера, который давным-давно спит сном праведника.
Шелковистые каштановые волосы Лорхен, как обычно во сне, свиваются в
красивые, кольца, за сомкнутыми ресницами прячутся глаза, выплакавшие
столько горя, ангельский рот с изогнутой, припухлой верхней губкой
приоткрыт в сладостном умиротворении, и запоздалое всхлипывание только
изредка прерывает тихое и мерное дыхание.