"Томас Манн. Тонио Креген (Новелла)" - читать интересную книгу автора

смотреть на небо и... мерцающие звезды. Он даже вздремнул ненадолго.
И когда холодная пена брызгала ему в лицо, он в полусне принимал это за
ласку.
Круто вздымающиеся меловые утесы, призрачные в лунном свете, возникли
откуда-то и быстро приближались: остров Мэн. И опять нашла дремота,
прерываемая каскадами колючих соленых брызг, от которых деревенела кожа...
Когда он совсем проснулся, был уже день, прохладный серый день, и зеленое
море угомонилось. За завтраком он снова встретил молодого коммерсанта, и
тот весь зарделся, стыдясь, должно быть, тех поэтических и вздорных
разговоров, которые вел ночью; всей пятерней задрал он кверху свои
рыжеватые усики, громко, по-солдатски, пожелал доброго утра своему
вчерашнему собеседнику, но в дальнейшем пугливо его избегал.
И Тонио Крёгер прибыл в Данию. Он остановился в Копенгагене, раздавал
чаевые всем, кто хоть сколько-нибудь на них претендовал, три дня пробродил
по городу, не выпуская из рук путеводителя, - словом, вел себя в точности
как зажиточный иностранец, желающий приумножить свои знания чужих краев.
Он осмотрел новую Королевскую площадь с "конем", стоящим посредине,
задирая голову, почтительно взирал на колонны Фрауенкирхе, долго стоял
перед изящными и благородными скульптурами Торвальдсена, влезал на Круглую
башню, осматривал замки и провел два беспечных вечера в Тиволи. Но за всем
этим видел другое.
На домах с высокими сквозными фронтонами - некоторые из них были как
две капли воды похожи на дома его родного города - он читал имена,
знакомые ему с давних пор; казалось, они обозначают что-то нежное, дорогое
сердцу и в то же время таят в себе какой-то упрек, жалобу, тоску по
минувшим дням. И куда бы он ни шел, медленно, задумчиво, втягивая в себя
влажный морской воздух, повсюду он видел глаза, такие же голубые, волосы,
такие же белокурые, лица такого же склада и с такими же чертами, как те,
что виделись ему в странных, горестных и покаянных снах в ту ночь, в
родном городе. Случалось, что на улице средь бела дня чей-то взгляд,
громкое слово или смех трогали его до глубины души...
Долго он в этом жизнерадостном городе не выдержал. Его прогнало оттуда
какое-то беспокойство, сладостное и глупое, воспоминания или, скорей,
ожиданье и еще охота спокойно полежать где-нибудь на взморье, а не
разыгрывать из себя любознательного туриста. И вот он снова очутился на
пароходе и в пасмурный день (море было совсем черное) поплыл вдоль берега
Зеландии, в Хельсингёр. Там он перевел в экипаж, проехал еще три четверти
часа по прибрежному шоссе и остановился наконец у цели своего путешествия.
Это была маленькая приморская гостиница, вся белая, с зелеными ставнями,
расположенная в центре селенья, застроенного одноэтажными домишками; ее
крытая дранкой башня глядела на Зунд и на шведский берег. Здесь он сошел,
занял светлый номер, заранее для него приготовленный, переложил вещи из
чемодана в комод и шкаф и на время обосновался в этих краях.
Стоял уже сентябрь, и в Аальсгаарде приезжих было немного. За
табльдотом в большой столовой, с окнами на застекленную веранду и
деревянными балками йод потолком, председательствовала хозяйка, старая
дева, седоволосая, с белесыми глазами и нежно-розовым цветом лица; она
неумолчно болтала щебечущим голоском и все старалась, чтобы ее красные
руки поизящнее выглядели на скатерти. Один из постояльцев, пожилой
господин с короткой шеей, седой шкиперской бородкой и сизым лицом,