"Генрих Манн. Голова (Трилогия "Империя", Книга 3) [И]" - читать интересную книгу автора

занавесками.
Вот у нее открылись двери. Брат появился в соседней комнате. А к ней
вошла горничная и стала помогать ей. Живее! Чужая женщина топает от
нетерпенья, не может дождаться, чтобы он принес ей свои дары и себя самого.
Готово, сейчас она распахнет дверь, за которой шагает он. Нет, надела шляпу
и пальто - бежит прочь, по лестнице вниз, через парадную дверь, вдоль стены,
чтобы он не увидел ее из окна, и за угол. Прочь.
А брат наверху ни о чем не подозревал и все шагал взад и вперед. Вдруг
он остановился, чтобы собраться с мыслями и понять, что происходит.
Сестра за ставней чувствовала на шее дыхание возлюбленного, она
прошептала:
- Ты только говоришь, а Клаудиус делает. Он-то делает, милый мой.
- Он собирается начать жизнь с авантюристкой, а она к тому же смеется
над ним. Мы ведь на это смотрим одинаково, прелестная Леа.
Тут сестра прикусила губу.
Брат, там напротив, сперва сел, потом вскочил и приник ухом к двери в
спальню той женщины. Сестра видела, как вздымается его грудь, она
почувствовала: "Будь та женщина еще у себя, сейчас она непременно открыла бы
ему". Но никто не открыл ему; он упал на стул, как будто обессиленный
волнением, провел рукой по лбу, по глазам, верно стараясь сдержаться, но
плечи у него вздрагивали.
У сестры они вздрагивали тоже, и в ее глазах сверкали слезы. Друг
позади нее прошептал:
- По-твоему, ему можно позавидовать?
Она обернулась.
- Остерегайся его! - сказала она страстно.
Он скривил рот.
- Обоим нам следует остерегаться его. Хотя, собственно, я-то его знаю.
Он комедиант.
Она с трагическим видом вышла на середину комнаты.
- Этого не смей касаться!
Он поклонился:
- А ты - его сестра.
- Как мы в сущности чужды друг другу, мой милый! - сказала она
презрительно.
Он побледнел и выкрикнул:
- Я об этом редко забываю!
Она сказала приподнятым тоном:
- Его я понимаю. Почему он мне только брат!
- Попробуй повторить это при нем! - предложил он насмешливо.
- И зачем тут ты? - вопрошала она, сама увлекаясь собственным юным
безмерным страданием.
Он протянул к ней руку.
- Ты упоительна, Леа!
- Не называй меня Леа!
Теперь возмутился он:
- Во мне течет иная кровь, чем в вас. Да, да, моя свежее. Меня чувства
не лишают равновесия. Передо мной многим придется сгибаться.
С этим он удалился. Леонора только пожала плечами ему вслед. Комната
напротив, где плакал ее брат, была теперь пуста. Когда он, набегавшись,