"Генрих Манн. Бедные (Трилогия "Империя", Книга 2)" - читать интересную книгу автора

стол, как в зал вошла Лени. Она явилась только теперь, словно шум и запах
насыщения не были достойны ее присутствия; да и как расцвела она за этот
год! Сестра стала дамой, настоящей дамой! Брат только сейчас заметил это. На
плечи все еще накинут платок работницы, но под ним узкое шелковое платье,
обтягивающее фигуру, и такое длинное, что даже не разглядишь, надела ли она
золотистые туфельки - его подарок; волосы причесаны так гладко и уложены так
искусно, будто их лишь касались ее тонкие, белоснежные руки. Длинные
перчатки были натянуты до самых рукавов.
Откинув голову, словно знатная дама, созерцающая веселье простонародья,
она шла по залу; ее мелкие шажки казались связанными, и на ходу
обрисовывались ее стройные колени. Увидев сестру, Бальрих раскрыл рот и
покраснел; и все-таки он гордился ею и любил ее; потом он кинулся ей
навстречу, желая проводить, но, пока на ходу надевал пиджак, к ней уже
подошел Горст Геслинг, по его знаку заиграла музыка, и они пронеслись мимо,
не видя его. Бальрих стоял в нерешительности. За первой парой, шаркая и
топая, включилось в танец множество других. Но эти двое пронеслись мимо
неслышно, точно пылинки.
Долгим казался ему этот вечер; только кончался один танец, как тут же
начинался другой. Лени все танцевала, и только с одним Геслингом. Бальрих
чувствовал, что на него смотрят, ведь он стоял недвижно, словно прикованный,
его хмурый взгляд все мрачнел, казалось, он не в силах оторвать его от
одной-единственной пары.
Глядя ей вслед, Бальрих мысленно называл сестру бесстыжей, а ее
кавалера - подлецом. Вот сейчас он встанет между ними, он мысленно твердил
себе, что близка та минута, когда по праву брата он вступится за честь
сестры и они вынуждены будут расстаться; а Геслинг и Лени продолжали
танцевать. Не глядя на него, танцевали и улыбались друг другу. И это
обезоруживало его. И так хороша была Лени со своими широко расставленными
глазами, пунцовым ртом и матовой белизной почти прямого носа, - так
прекрасна была сестра, что ради нее он готов был признать прекрасным и ее
танцора с его моноклем, прилизанными соломенными волосами и красным потным
лицом. Он вел ее так, как никто не умел в этом зале. Ей оказано
предпочтение, и она чувствует себя счастливой от пустяка, от какого-то
танца. "Увы! Когда же она узнает настоящее счастье, за которое я борюсь?..
Не следовало бы мне смотреть на нее... Но что это?" Он очнулся от забытья.
Кругом развевались пестрые юбки, мелькали пестрые цветы, блестели от хмеля
глаза. И все это только прах. Мы - бедные!
Но вот возле Лени и Горста образовалось свободное пространство, Бальрих
увидел, как сестра, приподняв платье над обтянутой шелковым чулком ногой,
промелькнула мимо, и на ней сверкнула его туфелька, золотистая туфелька феи.
"А все-таки в эти краткие мгновения радости она танцует в туфлях, подаренных
мной", - подумал он и с этой мыслью покинул зал; вслед за ним, истомленная
ожиданием, выскользнула и Тильда.
Он угостил ее лимонадом и сказал, что хочет поиграть в кегли. Позади
киосков с громом и звоном вертелась, кружилась, сверкая блестками, карусель,
а вокруг толпились разряженные дети. Они визжали от нетерпения, возились на
лужайке или приносили матерям из киосков напитки и тут же успевали втроем
или вчетвером прокатиться в коляске, запряженной осликом. Вздымая пыль,
ослик неутомимо возил коляску от шоссе до кладбища и обратно. Пыль тучей
висела над лугом, палатками, строительной площадкой, кегельбаном. Среди этой