"Генрих Манн. Бедные (Трилогия "Империя", Книга 2)" - читать интересную книгу автора

про какую-то машину, будто занят ее усовершенствованием. Но мы обшарили всю
его комнату...
Бальрих накинулся на нее, - да как она смела? Но она - заявила, что
имеет на то полное право - и Тильда тоже.
- Коли человек спятил, надо же узнать, в чем дело.
Свидетельницы этой сцены согласились с ней. Конечно, она имеет право.
Только это все же дело семьи.
- Динкль должен навести порядок...
- Ладно, - сказал Бальрих, - мы пойдем к Динклю. Я и Тильда. А вас это
не касается.
Женщины притихли, только Польстерша никак не унималась. Бальриху было
стыдно перед Гансом. Да, видно, объяснения с семьей не миновать. Но для
этого необходим и Геллерт.
- Ганс, - решительно сказал он. - Я сделал за тебя твой урок, а ты
сейчас же раздобудь мне старика Геллерта.
Ганс стрелой вылетел из комнаты. Бальрих, Тильда и Польстерша в
глубоком молчании пустились в путь по бесконечным темным лестницам, без
ковровых дорожек, по коридорам с сотнями дверей, унылым, как в больнице, с
окнами без занавесей, за которыми стоял хмурый зимний рассвет, такой же
безрадостный, как жизнь бедняков. "Вот она, наша участь", - думал Бальрих,
которого оторвали от учебника греческого языка.
Дойдя до площадки, где жили Динкли, он увидел открытую дверь и
выбежавшую из комнаты Малли.
- Нет, я все брошу! Не могу я так жить! - визжала она и чуть не сшибла
с ног Польстершу, которая тоже взвизгнула. Бальрих пытался задержать Малли,
но она вырывалась изо всех сил и продолжала кричать, что все бросит. Когда
она, наконец, замолчала, из комнаты донеслась ругань Динкля и детский рев.
- Почему ты держишь меня? - всхлипывала Малли. Бальрих показал на окно,
за которым серело тусклое утро.
- Броситься в окно и то лучше! - стонала она. Тогда Бальрих спросил:
- Динкль обижает тебя? - И в голосе его прозвучала угроза.
Но она схватила брата за руку и умоляюще заговорила:
- Динкль не виноват! И дети тоже, хотя они и замучили меня.
- Тогда пойдем, так продолжаться не может. - И он повел ее домой.
Динкль шлепал ребенка. На полу посреди комнаты стоял грязный таз для
умывания.
- Вот так начинается день, - сказал Динкль. И когда на минуту наступила
тишина, послышалось блаженное чмоканье ребенка, который, лежа на комоде,
шевелил ручонками.
Малли вынесла умывальный таз, затем с помощью Польстерши принялась
одевать и причесывать детей. Динкль, будучи не в духе после этой сцены,
сердито напустился на шурина.
- А-а, господин Бальрих? Наконец-то удостоили нас своим присутствием.
Скажите, какой скрытный? Разбогатели, да? Зарабатываете денежки, как Яунер?
Бальрих чуть не вспылил, но сдержался.
- Скоро ты сам поймешь, Динкль, какой ты дуралей.
- А ты, - вскипел Динкль, - зубришь латынь, как буржуй. Поэтому и
Тильду не знаю до чего довел, негодяй. - И он указал на Тильду, которая
стояла тут же, закрыв лицо передником. - Дядя Геллерт рассказал нам кое-что
про тебя.