"Осип Мандельштам. Четвертая проза" - читать интересную книгу автора

Изволили выехать за границу?.. Здесь пока что случилась неприятность...
Александр Иванович! барин! как же быть?! Совершенно не к кому обратиться!

12


На каком-то году моей жизни взрослые мужчины из того племени, которое я
ненавижу всеми своими душевными силами и к которому не хочу и никогда не
буду принадлежать, возымели намерение совершить надо мной коллективно
безобразный и гнусный ритуал. Имя этому ритуалу - литературное обрезание
или обесчещенье, которое совершается согласно обычаю и календарным
потребностям писательского племени, причем жертва намечается по выбору
старейшин.
Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в
Европе и в особенности в России, несовместимо с почетным званием иудея,
которым я горжусь. Моя кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов
и царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского племени. Еще
ребенком меня похитил скрипучий табор немытых романее и сколько-то лет
проваландал по своим похабным маршрутам, тщетно силясь меня обучить своему
единственному ремеслу, единственному искусству - краже.
Писательство - это раса с противным запахом кожи и самыми грязными
способами приготовления пищи. Это раса, кочующая и ночующая на своей
блевотине, изгнанная из городов, преследуемая в деревнях, но везде и всюду
близкая к власти, которая ей отводит место в желтых кварталах, как
проституткам. Ибо литература везде и всюду выполняет одно назначение:
помогает начальникам держать в повиновении солдат и помогает судьям чинить
расправу над обреченными.
Писатель - это помесь попугая и попа. Он попка в самом высоком
значении этого слова. Он говорит по-французски, если его хозяин француз, но,
проданный в Персию, скажет по-персидски: "попка-дурак" или "попка хочет
сахару". Попугай не имеет возраста, не знает дня и ночи. Если хозяину
надоест, его накрывают черным платком, и это является для литературы
суррогатом ночи.

13


Было два брата Шенье - презренный младший весь принадлежит литературе,
казненный старший сам ее казнил.
Тюремщики любят читать романы и больше, чем кто-либо, нуждаются в
литературе.
На таком-то году моей жизни бородатые взрослые мужчины в рогатых
меховых шапках занесли надо мной кремневый нож с целью меня оскопить. Судя
по всему, это были священники своего племени: от них пахло луком, романами и
козлятиной.
И все было страшно, как в младенческом сне. Nel mezzo dеl`cammin di
nostra vita - на середине жизненной дороги я был остановлен в дремучем
советском лесу разбойниками, которые назвались моими судьями. То были старцы
с жилистыми шеями и маленькими гусиными головами, недостойными носить бремя
лет.