"Осип Мандельштам. Четвертая проза" - читать интересную книгу автора

литературного убийцы на лбу.
Я только однажды встретился с Горнфельдом в грязной редакции какого-то
безыдейного журнальчика, где толпились, как в буфете Квисисана, какие-то
призрачные фигуры. Тогда еще не было идеологии и некому было жаловаться,
если тебя кто обидит. Когда я вспоминаю то сиротство - как мы могли тогда
жить! - крупные слезы наворачиваются на глаза... Кто-то познакомил меня с
двуногим критиком, и я пожал ему Руку.
Дяденька Горнфельд, зачем ты пошел жаловаться в Биржевку, то есть в
Вечернюю Красную Газету, в двадцать девятом советском году? Ты бы лучше
поплакал господину Пропперу в чистый еврейский литературный жилет. Ты бы
лучше поведал свое горе банкиру с ишиасом, кугелем и талесом...

10


У Николая Ивановича есть секретарша - правда, правдочка, совершенная
белочка, маленький грызунок. Она грызет орешек с каждым посетителем и к
телефону подбегает как очень неопытная молодая мать к больному ребенку.
Один мерзавец мне сказал, что правда по-гречески значит мрия.
Вот эта беляночка - настоящая правда с большой буквы по-гречески, и
вместе с тем она та другая правда - та жестокая партийная девственница -
правда-партия...
Секретарша, испуганная и жалостливая, как сестра милосердия, не служит,
а живет в преддверьи к кабинету, в телефонном предбанничке. Бедная Мрия из
проходной комнаты с телефоном и классической газетой!
Эта секретарша отличается от других тем, что сиделкой сидит на пороге
власти, охраняя носителя власти как тяжелобольного.

11


Нет, уж позвольте мне судиться! Уж разрешите занести в протокол!..
Дайте мне, так сказать, приобщить себя к делу. Не отнимайте у меня,
убедительно вас прошу, моего процесса... Судопроизводство еще не кончилось
и, смею вас заверить, никогда не кончится. То, что было прежде, только
увертюра. Сама певица Бозио будет петь в моем процессе. Бородатые студенты в
клетчатых пледах, смешавшись с жандармами в пелеринах, предводительствуемые
козлом регентом, в буйном восторге выводя, как плясовую, вечную память,
вынесут полицейский гроб с останками моего дела из продымленной залы
окружного суда.

Папа, папа, папочка,
Где же твоя мамочка?
Черная оспа
Пошла от Фоспа.
Твоя мама окривела,
Мертвой ниткой шьется дело...

Александр Иванович Герцен!.. Разрешите представиться... Кажется, в
вашем доме... Вы, как хозяин, в некотором роде отвечаете...