"Осип Мандельштам. Четвертая проза" - читать интересную книгу автора

Первый и единственный раз в жизни я понадобился литературе, и она меня
мяла, лапала и тискала, и все было страшно, как в младенческом сне.

14


Я несу моральную ответственность за то, что издательство ЗИФ не
договорилось с переводчиками Горнфельдом и Карякиным. Я - скорняк
драгоценных мехов, едва не задохнувшийся от литературной пушнины, несу
моральную ответственность за то, что внушил петербургскому хаму желание
процитировать как пасквильный анекдот жаркую гоголевскую шубу, сорванную
ночью на площади: плеч старейшего комсомольца - Акакия Акакиевича. Я срываю
с себя литературную шубу и топчу ее ногами. Я в одном пиджачке в
тридцатиградусный мороз три раза пробегу по бульварным кольцам Москвы. Я
убегу из желтой больницы комсомольского пассажа навстречу смертельной
простуде, лишь бы не видеть двенадцать освещенных иудиных окон похабного
дома на Тверском бульваре, лишь бы не слышать звона сребреников и счета
печатных листов.

15


Уважаемые романее с Тверского бульвара, мы с вами вместе написали
роман, который вам даже не снился. Я очень люблю встречать свое имя в
официальных бумагах, повестках от судебного исполнителя и прочих жестких
документах. Здесь имя звучит вполне объективно: звук, новый для слуха и,
надо сказать, весьма интересный. Мне и самому подчас любопытно: что это я
все не так делаю. Что это за фрукт такой этот Мандельштам, который
столько-то лет должен что-то такое сделать и все, подлец, изворачивается?..
Долго ли он еще будет изворачиваться? Оттого-то мне и годы впрок не идут -
другие с каждым днем все почтеннее а я наоборот - обратное течение времени.
Я виноват. Двух мнений здесь быть не может. Из виновности не вылезаю. В
неоплатности живу. Изворачиванием спасаюсь. Долго ли мне еще изворачиваться?
Когда приходит жестяная повестка или греческое в своей простоте
напоминание от общественной организации, когда от меня требуют, чтобы я
выдал сообщников, прекратил вороватую деятельность, указал, где беру
фальшивые деньги, и дал расписку о невыезде из предначертанных мне границ, я
моментально соглашаюсь, но тотчас, как ни в чем не бывало, снова начинаю
изворачиваться - и так без конца.
Во-первых, я откуда-то сбежал, и меня нужно вернуть, водворить,
разыскать и направить. Во-вторых, меня принимают за кого-то другого.
Удостоверить нету сил. В карманах дрянь: прошлогодние шифрованные записки,
телефоны умерших родственников и неизвестно чьи адреса. В-третьих, я
подписал с Вельзевулом или ГИЗ'ом грандиозный, невыполнимый договор на
ватманской бумаге, подмазанной горчицей с перцем - наждачным порошком, в
котором обязался вернуть в двойном размере все приобретенное, отрыгнуть в
четверном размере все незаконно присвоенное и шестнадцать раз кряду
проделать то невозможное, то немыслимое, то единственное, которое могло бы
меня частично оправдать.
С каждым годом я все прожженнее. Как стальными кондукторскими щипцами,