"Д.Н.Мамин-Сибиряк. Автобиографическая записка (Воспоминания) " - читать интересную книгу автора

Насколько искренне было в этом случае горе отца, могу привести
следующий эпизод.
Когда мечта о поступлении в гимназию была разрушена, отец начал
приготовлять нас троих, меня с братом и Николая Тимофеича, к поступлению в
духовное училище. Кстати, Николай Тимофеич был сын нашего заводского
дьякона, и я не помню, чтобы его в детстве называли иначе, как Николай
Тимофеич. Мне шел двенадцатый год, а Николай Тимофеич и брат были старше
меня на два года. Почему-то отец готовил всех нас в один класс, именно в
"высшее отделение" тогдашнего дореформенного уездного духовного училища,
делившегося на три отделения - низшее, среднее и высшее, с двухгодовым
курсом в каждом. Мы готовились целое лето, причем мне это не стоило
особенного труда благодаря чудной памяти: мне достаточно было прочитать два
раза две-три страницы текста, и я мог повторить их из слова в слово, а
латинские и греческие склонения и спряжения я не учил, а только читал, -
прочтешь один раз, и дело готово. Через три года, после жестокого тифа, я
навсегда утратил эту память.
К осени приготовления были кончены, и отец повез нас троих в
Екатеринбург. Брат и Николай Тимофеич выдержали экзамен, а я струсил,
оказался слабее и был принят условно. Отец поместил нас троих на одной
квартире, а сам уехал погостить на несколько дней к тестю. Вся обстановка
бурсацкого учения на меня подействовала совершенно ошеломляющим образом,
сравнить которое с чем-нибудь невозможно. Я совершенно растерялся, как
теряется выпавший из теплого гнезда неоперившийся цыпленок. Отец вернулся и,
вероятно, без слов заметил, что дело не ладно. Брат и Николай Тимофеич
отмалчивались, ограничиваясь сообщением некоторых смешных эпизодов. Я ничего
не говорил. Вечером, когда все улеглись и заснули, отец что-то долго писал.
Наша общая постель была устроена на полу, и я не мог заснуть, потихоньку
наблюдая отца. Когда он лег, то удивился, что я не сплю.
- Ты еще не спишь?
- Нет, папа.
- Тебе нездоровится?
- Нет, я здоров... Так...
Дальше я не мог выдержать и горько расплакался. Было совершенно темно,
и разговор велся шепотом, чтобы не разбудить брата и Николая Тимофеича.
Заглушая рыдания, я рассказывал, как мне было тяжело, какое ужасное место
наше "высшее отделение", отчаянная бурса и вообще все училищные порядки. Но
меня еще больше поразило, когда я услышал, что отец тоже плачет. Я видел в
течение жизни всего два раза, когда отец плакал: первый раз, когда умирал от
крупа маленький брат, Петя, причем я искренне удивлялся, что такой большой
человек может плакать о такой маленькой козявке, и во второй и последний
раз - сейчас. Он обнимал меня, целовал и говорил, что увезет домой, что и
сделал. Это возвращение под родную кровлю было омрачено при первом же моем
появлении, когда встретивший нас единоверческий священник о. Николай сказал
мне:
- Что, брат? Убояхся бездны премудрости и возвратихся вспять... Все
равно, брат, ты - отрезанный ломоть, как тебя ни верти.
Таким образом, мне пришлось провести целых два года "без определенных
занятий". Старшего брата не было, и мне приходилось коротать время в
одиночестве, причем единственным удовольствием были книги. В нашем доме
книга играла главную роль, и отец пользовался каждой свободной минутой,