"Д.Н.Мамин-Сибиряк. Автобиографическая записка (Воспоминания) " - читать интересную книгу автора

слабевшие детские руки, как за свое единственное спасение. Впоследствии я
видел много других отцов, которые совершенно терялись в таких случаях и
которых успокаивали и утешали больные дети. Моя мать была такого же типа
женщина, но она казалась мне более строгой, чем отец, - на ее долю выпадало
слишком много мелких будничных забот, и к вечеру, управившись с дневной
работой, она была "рада месту", то есть отдыхала за новой работой, как
бесконечное шитье. Без работы я не видал ни отца, ни матери. Их день всегда
был полон трудом. Все утро отец проводил в заводской школе, где занимался
один, а там шли требы, чтение и бесконечная работа с разными церковными
отчетными книгами.
Нас в семье было четверо детей. Был пятый, но умер от крупа. Кстати,
часто бывает, что все преисполнены щемящего страха всевозможной заразы,
особенно за детей. Мой отец, как священник, постоянно имел дело со
всевозможными больными, когда приглашали его напутствовать умирающих,
хоронил и тифозных, и дифтеритных, и скарлатинных; прибавьте к этому, что о
мерах предохранения от заразы в то время имелись самые смутные
представления, - и все-таки в нашем доме всего был единственный заразный
случай с грудным ребенком, когда эпидемия крупа валила кругом детей сотнями.
Вопрос о нашем воспитании, то есть двух старших сыновей, начал занимать
отца и мать очень рано, задолго до наступления нашего школьного возраста.
Помню по этому случаю споры отца с дедушкой, отцом матери. Отец хотел
непременно отдать нас в гимназию, а дедушка именно этого и не желал.
- Пустякам там учат, - спорил он. - Пусть лучше поступят в духовное
училище... Там выучат.
Отец всегда страшно волновался, когда разговор заходил о духовном
училище. Он был отдан туда восьми лет, прямо в бурсу и не мог вспоминать о
своем учении без ужаса.
Был один момент, когда заветное желание отца готово было сбыться.
Директор екатеринбургской гимназии, он же и инспектор народных школ по
Зауралью, ревизовал народные училища и, между прочим, заехал в наш Висим.
Помню его фамилию: Крупенин. Понравилась ли ему школа, которую отец вел без
помощи учителя в течение восьми лет совершенно безвозмездно, или, может
быть, понравился ему отец, - он дал обещание принять нас в свою гимназию.
Для отца это было величайшей радостью. Но, к сожалению, когда наступило
время нашего учения, Крупенина уже не было в Екатеринбурге, - не помню
хорошенько, перевели его на другое место или он умер. Отчаянию отца не было
границ. Непреодолимой преградой для отца являлась плата за учение,
составлявшая, по-нынешнему, ничтожную сумму в пятнадцать рублей.
- Где же я возьму тридцать рублей за двоих? - повторял он. - Крупенин
обещал освободить от платы... А тут еще форма гимназическая, учебники. Нет у
меня таких денег, негде их взять... Жалованья получаю двенадцать рублей,
доходы ничтожные.
Приход у отца был маленький, и соответственно с этим были малы доходы.
Деревенские приходы, конечно, были лучше, особенно в благословенном
Зауралье, но отец ни за что не хотел туда идти, потому что там священники
ходят по приходу с "ручкой", собирая "петровское", "осеннее" и "ругу". Он
предпочел свою бедную заводскую независимость.

III