"Афанасий Мамедов. Самому себе (Повесть) " - читать интересную книгу автора

неинтересно старым, как резной красного дерева книжный шкаф. А вот когда он
умер... Нет-нет, совру, если скажу, будто он сразу занял в моей жизни место,
подобное "живее всех живых". Сначала он просто исчез, ушел вроде многих
ветхих домов на нашей улице или приятелей по институту, которые в другие
города распределились. Правда, потом, в эпоху моих трудностей по части
диссертации и неладов с начальством, дядя Тоня мне не раз вспоминался -
наверно, хорошо людям, когда уже нет ситуаций, как у богатыря на перекрестке
с тем пресловутым серым камнем. Пыхти себе спокойно сигаретой, готовь
трофейный "Зауэр" к охоте осенью, зимой почитывай Марка Аврелия с
"фетами" и "ятями", а пенсию приносят аккуратно, кое-какие льготы
участник ВОВ все-таки имеет. Но самое интересное, что образ дяди остался
неизменным в моей памяти, будто за те десятилетия, когда мы жили бок о бок,
он не изменился ни капли.
О черт, это же надо таким дурнем оказаться!
Нет, старость - динамична, она более динамична, чем человечье
становление, только с обратным знаком: там - от нуля, от капельки любовной к
двадцатилетней особи, а здесь - от пенсии (хотя у нас мужики многие даже до
пенсионства своего не доживают) одна пятилетка или чуть побольше на
"дожитие" - и все. Так что ложись-ка, милый, спать, пока живой, в порядке
тренировки перед грядущим вечным сном.
Сдернул покрывало со своей лежанки.
Посплю на чистой простыне сегодня: к постельным приключениям
подготовился, дурила.
Улегся. Победоносно выдержал борьбу с желанием пойти и еще немного
выпить водки. Только примостился, уютно подогнув колени, только стала
наваливаться сонная путаница в мыслях, как вдруг - дзеньк телефона вскинул
меня.
Сначала короткое молчание, потом:
- Салют еще раз! Ты теперь уже один? Будешь разговаривать?
- А я и был один.
- У меня ничего такого с Антон Егорычем не было. И как ты мог подумать
такое?!
Молчу. Самое дело сейчас - промолчать. Тем более что и сказать-то мне
сейчас нечего.
Однако на том конце провода - тоже молчание.
- Ладно, извини. В субботу я, наверное, к тебе заскочу. Но, конечно,
звякну предварительно. Спокойной ночи.
- И тебе... спокойной.
Понятно, сна уже как не бывало.
Лежу, ворочаюсь, то открываю, то закрываю глаза. Темнота вокруг - уже
не просто темнота. Темнота - то, чего я страшно боюсь и гоню от себя даже в
светлый, погожий день. Темнота - вечное горизонтальное положение, это -
когда только две параллельные линии, ты и Земля; и не имеет ровным счетом
никакого значения, родная она тебе или нет, круглая или не очень. Было такое
слово в дореволюционных книгах -
"снохач"... Мое бредовое предположение-подозрение, отскочившее мячиком
от стены после телефонного разговора, пусть даже с отрицанием "не", теперь
стало совсем другим - весомей, что ли, правдоподобней.
Я поднялся и тихо пошлепал в туалет, прихватив с собой сигаретку,
дядьтонин янтарный мундштук и забытую Викой зажигалку. Я пошлепал в туалет