"М.К.Мамардашвили. Кантианские вариации " - читать интересную книгу автора

выдержанные в традиционных формах научного общения того времени. А работы
Юма вышли гораздо раньше, в тридцатых годах, и знакомство с ними Канта может
быть датировано не позднее, чем двумя-тремя годами после их появления. Но
тогда мы оказываемся перед странностью. Мы говорим, повторяя слова Канта,
что Юм пробудил его от догматического сна. Однако странное пробуждение:
книжка стучится в дверь сознания спящего в течение нескольких десятков лет.
Человек прочитал Юма десятилетие назад и вдруг сейчас проснулся. Конечно,
это чушь. Просто в случае Канта мы имеем дело с чем-то, находящимся в
процессе непрерывной и бесконечной работы.
Это то, о чем очень удачно в применении к самому себе скажет в XX веке
Джойс, имея в виду свою бесконечную книгу "Поминки по Финнегану". В
переписке с друзьями он называл это тайное священнодействие, которым он
занимался у себя дома и которое происходило у него в голове,- work in
progress , работой в состоянии делания. Слово "progress" передает здесь
нечто в движении, на ходу, в деле. Такова была и работа Канта - это
раскручивание какой-то бесконечной, но одной ленты. Очень часто Кант делал
один заход, второй, третий, и на третьем заходе понятней прописывалось то,
что делалось в первом. Поэтому вторая наша догматическая предпосылка будет
состоять в том, что мы берем все "Критики" Канта как одну работу или один
мир. Это все новые опыты, никаких "статуй", завершенных произведений у Канта
нет. Как нет поэм и стихотворений у Хлебникова.
Нам гораздо больше откроется в Канте, если мы посмотрим на его тексты с
одной неожиданной позиции (которую можно доказать) - что Кант принадлежит к
числу тех философов, у которых нет системы. Нет системы Канта. Если,
конечно, под "системой" иметь в виду строгий смысл этого слова. У Канта нет
какого-то выделенного им конкретного явления, подобного, скажем,
обозначенному у Гегеля понятием "мировой дух" или у Шеллинга понятием
"художественный гений", в свете которого все объединяется и из которого все
выводится. Система - это нечто, что выводимо из некоторого принципа,
положенного в основание системы. У Канта же нет такого явления, которым он
пользовался бы как универсальным ключом для объяснения и одновременно для
построения системы,- поэтому нет и системы. И вот к пониманию того, что
лежит перед нами без системы, мы можем поставить эпиграфом сочетание трех
слов, промелькнувшее у Канта в работе "Грезы духовидца, поясненные грезами
метафизика": вяжущая сила самопознания. Мне в этой связи сразу
представляется образ какой-то массы энергетически напряженных элементов,
которые, если они не приведены в связь, разорвут тебя или окружающий мир на
части. То, что их соединяет в одну могучую единицу, излучающую энергию, и
есть вяжущая сила самопознания. Когда она выполнила работу - текст излучает
когерированный луч.
Интересно, что, составляя рецензию на работу Гердера о всемирной
истории, Кант не упустил удовольствия переписать полностью весь титульный
лист сочинения Гердера, причем не только название, год и место издания, но и
эпиграф. Для рецензии в переписывании эпиграфа, конечно, не было никакой
необходимости. Канта вела его основная внутренняя форма, организованная
вокруг вяжущей силы самопознания. Потому что эпиграф Гердера, взятый им из
римского поэта Персия, звучит так: "Кем быть тебе велено богом и занимать
суждено средь людей положенье какое. Это познай". В этом весь Кант. Он с
удивлением и недоумением смотрит вокруг себя, на людей (кажется даже, что он
и нас видит), которые хотели бы, чтобы Бог был в мире сам собой, независимо