"В.В.Малявин. Чжуан-цзы" - читать интересную книгу автора

именами - например, "благородный муж" (цзюнь цзы) или "достойный человек"
(сянь жэнь). Но чаще всего их называли ши. В чжоуском обществе так именовали
воинов или приближенных знатных аристократов, привязанных к своим господам
узами личной преданности. "Если вкушал пищу этой семьи, должно разделить и
беду этой семьи" - гласил кодекс их чести. Те, кто называли себя ши в эпоху
Борющихся царств, унаследовали свойственный их предшественникам пафос
служения, но теперь он приобрел черты внутренней аскезы, а сами ши
рассматривались как специалисты в делах администрации и политики, а также -
в свете культуроцентристской концепции государственности - как нравственно
безупречные мужи, необходимые для осуществления "благого правления".
Ши новой эпохи утратили связь с архаическим социумом, его ценностями и
его религией; зачастую они теряли связь с родными местами и даже с
родственниками. Теперь они искали рациональные основания своего бытия в
самих себе и служили не столько тому или иному лицу, сколько отвлеченной
идее. Ключевой темой культуры ши стала тема "превозмогания обыденности" (чао
су), обладания "возвышенной волей", питавшая их политические амбиции,
чувство собственного достоинства, их протест против привилегий умиравшей
аристократии. Отныне образ ши оказался прочно связанным с культом личных
доблестей и стал идеалом, который, однако, не имел точного социального
адреса. Акцент на личных достоинствах "ученого служилого человека" придавал
ему внесословный характер. Популярнейший миф традиции ши - миф о
добродетельном муже, поднявшемся из безвестности до положения советника
государя.
Если говорить конкретнее, основы традиции ши были заложены главным
образом так называемыми "странствующими учеными" (ю ши), искавшими
применения своим талантам и удовлетворения своих амбиций при дворах
правителей различных царств и уделов, где они выступали в роли "рассуждающих
гостей" (шуй кэ) или "гостевых советников" (кэ цин). Эти пришлые дипломаты,
стратеги, администраторы, наставники внушали государям куда больше доверия,
чем аристократы, кичившиеся своими врожденными правами. Некоторые из них,
найдя приют на чужбине, без колебаний поднимали руку даже на свое родное
царство. В среде странствующих чиновников-профессионалов и независимых
учителей мудрости сложились все классические школы китайской мысли. Различия
во взглядах не мешали им отчетливо сознавать свою принадлежность к общему
кругу идей и, главное, свою великую миссию "водворять порядок в поднебесном
мире". Вся мудрость правителей, в их представлении, сводилась к умению
окружить себя "настоящими ши".
В понятии "странствующие ши" емко отразилась историческая роль первых
философов Китая: будучи свободными от архаических традиций, быть свободными
для нового универсального образа культуры; стоя вне условностей прежних
культур, вырабатывать новое миропонимание, адресованное каждому. Наряду с
новыми идеями первые философы создавали и новые формы социальной общности,
основанные на сочетании тех же принципов индивидуального выбора и
универсализма, - школы, общины и даже целые академии. Разумеется, нельзя
упрощать картину духовной жизни той эпохи. Нарождавшаяся имперская
цивилизация не порвала и не могла порвать с архаическим наследием. Изгнанное
из городов, служивших катализаторами прогресса, приобретшее в значительной
мере негативную и оппозиционную окраску, это наследие продолжало играть
огромную роль в жизни древних китайцев. Все изобразительное искусство Китая
еще несколько столетий питается его образами и сюжетами. При отсутствии