"Сергей Малицкий. Рвущаяся нить" - читать интересную книгу автора

На краю оврага скрученной и брошенной тряпкой лежала девушка. Голова
запрокинулась в овраг, поэтому Зуев сначала подумал, что головы нет вовсе, и
замер, но и потом, когда понял, что показавшийся окровавленным осколком шеи
над обрывом задрался подбородок, сжавшие нутро спазмы не ослабли. Девушка
лежала на спине, слегка вывернувшись в талии из-за стянутых узким шпагатом
посиневших рук. Блузка и юбка, потерявшие из-за грязи и крови первоначальный
цвет, были сбиты и скомканы. Босые ноги косолапо уткнулись друг в друга. Она
лежала как мертвая. Машинально двигаясь в сторону родника, Зуев сделал еще
два шага и увидел лицо. Голова откинулась вниз, рот приоткрылся, а ниже,
начиная от небольшого заостренного носа, все заливала кровь. Только пряди
обесцвеченных волос торчали по сторонам. Зуев остановился на неловкое
мгновение и, чувствуя напряжение в груди и гудение в висках, медленно, но
все же быстрее чем следовало, спустился к роднику, наполнил чайник, опустил
в воду негнущиеся пальцы, смочил лицо, провел по колючей шее и обессилено
закрыл глаза. Все было как всегда. Отраженные осиновыми листьями мелькали
блики солнечного света. Шуршала по свинцовому илу вода. Только колени и
стопы дрожали больше обычного. Надо привыкнуть. Зуев часто сидел тут с
закрытыми глазами, не отдавая себе отчет, что мысли, ранее имеющие вид
предложений или обрывков внутреннего монолога, с некоторых пор превратились
в образы и безымянные картины. Вот и теперь в голове отчетливо отпечаталось
зеркало его жизни, состоящее из дома, мертвой деревни, двух картофелин "в
мундире" по утрам, старых писем и фотокарточек, одичавшего кота и теней на
потолке. Зеркало, в которое, как камень, недоброй рукой брошено это тело, и
кто его знает, успокоится ли оно, разбежавшись в стороны волнами, или
разобьется на мелкие осколки.

6.

В воздухе послышался надрывный звон летящих из крапивной глубины оврага
комаров. Зуев несколько раз глубоко вдохнул, тяжело поднялся и начал подъем
к дороге. Пятнадцать шагов, которые он знал наизусть. Ну вот. Он с трудом
выпрямился, прищурился, вглядываясь в скорчившийся силуэт, снял с головы
засаленный картуз, собрал ладонью пот со лба и лица на бороду. Снова
присмотрелся. Большой палец одной из двух вывернутых за спину рук еле
заметно дрожал. Зуев медленно опустился на колени, еще раз пригляделся к
дрожащему пальцу, словно надеялся, что ошибся, увидел неожиданно живую
розовую кожу на шее под спутанными волосами, снял крышку с чайника, сунул
туда ладонь, протянул руку и уронил холодную каплю на губы. Она застонала.

7.

Зуев никогда не считал себя трусом, впрочем, как и смелым человеком
тоже. Он был обычным. Все несчастья, обошедшие его дом, провожались им с
вздохом облегчения, несчастья, стучащиеся в двери, встречались с вздохом
покорности. Если бы счастье, наконец, отыскало дорогу к его заброшенному
дому, вряд ли бы оно увидело что-нибудь еще, кроме вежливого и радостного
удивления. И эта фатальная покорность судьбе, соединенная с трудолюбием,
живучестью и выносливостью, делали Зуева одной из тех миллионов незаметных
песчинок, из которых отливаются железобетонные фундаменты для глиняных