"Олег Малахов. Пенистый напиток" - читать интересную книгу автора

вечерних платьев и в эпопеях запахов над подиумом и выхолощенностью движений
и в каплях музыкальных композиций. Я не опознал ее прикосновения к моему
лицу.
Действо затянулось и вымученно погрязло в моем упадке сил. Солдаты
пребывали в экстазе. А я тону в собственных взглядах, в нервах на сцене, в
моем любимом возрасте и росте девушек. Голосистые полные певицы облепили мое
тело. Я не хочу их беспричинной обнаженности. Они наслаждались бездной
антивкуса, гротескно гнили и увечили маски зрителей. И все-таки, я укладываю
в постель в том доме, который образует мне приют, того человека, которому
можно облизывать половой орган, предугадывая этот взгляд, объединяющий меня,
разобщенного и неприкаянного.
В прошлой жизни Ильзе назначили лечение. Она слишком много курила... У
нее на руке были говорящие часы. Ильзу преследовал запах перегара. Она
покрасила волосы в рыжий цвет. Она заказывала жареную печень и боролась с
тахикардией. Она обещала сообщать сестре о том, что происходит в ее жизни.
Она кривлялась пред зеркалом. В прошлой жизни. Ильза запретила мне
вспоминать ее длинные волосы, ее улыбки в конце коридора моей квартиры на
другом полушарии. Ее длинные пальцы растворились в моей коже, в пене для
бритья и запахах дезодоранта. Она вслушивалась в музыку моей юности и
вдохновенно отдавалась танцам на голом дереве моего жилища. Мои руки внутри
ее глаз. Е глаза внутри моей груди. Моя грудь внутри ее волос. И ничего не
застывает, и все приобретает свои точки. Всего лишь хочу потеряться... в
точках. Говорила Ильза, утрачивая источники точек. Напоминанием о дождливых
днях в далекой стране, зонтах с нарастающей любовью оказалось включение
радио в закупоренной квартире. Что могу сделать? Она одевается в черное. Я
думаю о ней, но всего лишь мгновение ее настроение приемлет мои мысли. Как
долго это все будет продолжаться? Он либо умер, либо уехал далеко и
навсегда. А она думает о нем. Нет голоса. Кто-то симпатичный протянет ей
руку. Она уснет в его глазах, и ему не разбудить ее. Он скажет много слов,
он превратится в ее рыцаря, все тише будет произносить слова, шепотом
договаривая самые сокровенные признания, испаряется, застывая в ее каждом
случайном вздохе, направляющем переработанный воздух в его сторону. А я
устал. Усталость заполнила мозг, рушит свет в глазах. Бессилие громоздится в
ностальгии, музыке бывших лет и кинолентах, с которыми я всегда был на "ты".
Кто это? Я. Это...и ты...и...все мы. Это я. В узких джинсах и длинных
свитерах, в желтых ботинках и сине-белой бейсболке. Bona Sera...
Классический закат с истиной в бордовом вине. Кто теперь? Последнее время
Ильза знакомилась с представителями школы авантюрного арт-течения и
представлялась Элеонорой. Мне известен подтекст ее изменчивости. Новый день
как старый презерватив. Я смеюсь в лицо компаньонам. Процент их удивленности
не занимает мою беспорядочную войну в тумане переживаний. Я обманываю, и
прихожу к безликим девушкам домой, захожу к ним в школьный кабинет и прошу
напарника по парте уступить мне место, и начинаю играть в крестики-нолики,
зачитываюсь Хемингуэем, и советую ознакомиться с его творчеством а в
остальном, все испробовано: в городе слишком тесно для моей Ильзы, она
залечила раны на голове, сгладила шрамы и покончила с медикаментами. Ее
запах на дряхлых концертах и пропылившихся вечеринках у простудившихся
поэтов и заблудившихся театралах скитается, изнывая от непрочтенности. Ильза
выпрямляется, и кривые мансарды не соответствуют ее вожделенному взгляду в
платиновое небо. Я продолжаю бродить по неизвестному мне парку. Жар кожи