"Олег Малахов. Пенистый напиток" - читать интересную книгу автора

магнитофон... Все звучит, но мы думаем о жестоком мире и о мире во всем
мире, поглощая звенья единения. Вяткин - уже символ, и трепать его волосы -
приобщаться к многоцветию природы, вдыхать дым его трубки - наполнять душу
мириадами созвездий. Элен слушает библейские истории. Мы пойдем...мы
ускользаем в тишину ночного ликования. Мы делимся мнениями, полувзрослые,
почти с цветущими глазами, с удушливым смехом в кинематографических устах,с
античной походкой. Я танцую на столе. Вяткин заговорил о Гессе, Элен пила
водку и запивала дешевым напитком. Запахи. Мы - яблоки. Казалось бы, так
много боли, и что случилось с моей любовью? и неужели дружба не устоит, и не
устояла? И будут дни кризисов и неудач, а у Вяткина рождается взгляд в
вечность, а Элен видит этот взгляд и странностью своего осознания в
состоянии его сохранить. Я уже не танцую, я соединяюсь с пластикой
вселенной. НАСТЕЖЬ. Безумие - и все уже открыто - лишь впитывай и
наслаждайся. Все закончилось любовью. Я в теплых шарфах, в шляпе, общающейся
с дождливой атмосферой. Посмотрите на меня, блуждающего в отрешенности
переулков. Раскройте глаза, здесь слишком беспамятное блаженство. Вяткин в
другом городе, Элен в другой стране. А у вас все свое, и все разное, может
быть, это я пытаюсь войти к вам в дом, сесть на ваше любимое место,
заговорить о самых простых вещах, одеть вашу одежду и уйти по-английски.
Может быть, вам все это нравится лишь потому, что вы меня не знаете, или
знаете. Написанное письмо для Флер затерялось в электронной безвозвратности
и не нашло ее жутко родные глаза. Михал уже не там; мне так кажется, я боюсь
писать ему, боюсь не найти его оболочку сейчас, однажды погрузившись в
мистерию его мира. Анна Конаржевская наверное замужем, или стала
бизнес-леди, или, черт возьми, все еще колесит по Европе и купается в
марихуане, в разговорах о Кшиштофе Кислевском. Брам теперь не в джинсах и
белой рубашке и черных ботинках, он лишь на фотографиях и ... он ... Зачем я
теряю... Я действительно потерял. Я обрел. Обретая с каждой частичкой
несуществующего времени, и недосягаем. Все застывает. Я знаю ответ,
последний раз, вздорная развязность. Все, что будет, было, - это то, что
есть. Фраза на тебе - всегда то, что я значу для нас внутри твоей
неописуемой значимости для всех. Молочное небо.
Подсчитываю мелочь и думаю о Ялте. Бабушка жестикулирует буклетами,
стараясь быть замеченной. Ее место могут занять. Я в кишащем телами
подземелье, тело, озабоченное поиском теплого места. Часы часто стоят на
месте. Часы из белого чистого стекла. Девочки успеют на последний поезд. Мои
ноги никто не топчет, я приближаюсь к желаемому теплу и источающему надежду
телу.
Явная отрешенность в просьбах подвинуться, хотя мест не хватает
катастрофически, и нет спасения от увлеченности модными ди-джеями.
Олег-Ольга разговаривает само с собой. История включается в схему общения.
Излом в простом расплавленном крике сорвавшихся с траекторий космических
кораблей. И мечты оживают в бессистемности моей страны, моего дома. Взрыв за
взрывом, в панических комбинациях таится заразительная смесь. Здесь танцуют
с ветром, падают в лаву, вдыхают пепел, здесь вода умеет лететь в
межгалактические источники. Звезды теряют орбиты, звук нарастает, и в
полости рта размножаются слова. Завеса голоса. Звуки виснут. Они
расстреливают вечность - распространяется преображение. Все
взаимонеузнаваемо.
Я не нашел ее среди ткани и номеров на руках, я не увидел ее во тьме