"Максим Макаренков. Мой Сашка любит яблоки, Что-то изменится, Драйв (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

о своем. Привык за десять лет разговаривать только с собой и лесом, потому
неудобства не испытывал. Картины в голове крутились привычно, как тележное
колесо в наезженной колее, глаза ловили то, что происходит вокруг - хорошо
было, хорошо потому, что вокруг не было ни одного человека. Пятнадцать лет
назад все было по другому. Пятнадцать лет назад я, юный, храбрый и глупый,
собирался в княжью дружину. Где она теперь? Кто лег под вражьей стрелой,
кто - не проснулся после морозной ночи, иные просто сбежали. А я - служил.
Научился рубить мечом, кидать нож и тихо резать глотки, пускать стрелы и
голыми руками сворачивать шеи. Еще научился не верить. Когда вернулся в
деревню, то в суме лежал только кошель с жалованьем и смена одежды. Кошель
скоро опустел, я начал жить охотой и продажей шкур, на отшибе, на опушке
леса. За прошедшие годы я сделался для деревни чужим. Меня не гнали, не
ненавидели, не считали колдуном - просто не замечали. Сначала это мучило.
Потом стало все равно. Пока я служил, умерли родители и, больше ничего не
связывало меня с теми, кто был вокруг. Я стал одиночкой.
Так вот я и шел, пока какой-то звук не заставил меня замереть. Впереди
сопели и ругались не меньше троих здоровых мужиков. Голоса чужие, не
деревенские это были. Скинул суму и, тихо пошел на звук. Меж деревьев
открылась поляна, а на краю ее четверо мужиков пытались скрутить какую-то
девчонку. Та прижалась спиной к стволу дерева, выставила вперед нож и, по
волчьи щерилась. Один из лиходеев матерился, прижав руку к щеке - из-под
ладони бежала кровь. Видать достала девчонка. Однако, ясно было что долго
она не продержится, больно здоровы были разбойнички, да и мечи у них - не
чета ее ножику. Я не рассчитывал на охоту и, с собой был только нож. Ну, и
тем что есть, тоже можно дел натворить, надо только знать как. Поудобнее
перехватил рукоять и прыгнул вперед. Началось!
Хорошо, что они стояли спиной ко мне - одному сбоку в шею, кровь
брызнула упруго, сразу перехватить выпавший меч и, второму в ноги. Снизу в
живот с размаху и в сторону, в сторону. На колено, в стойку, оглядеться, что
двое других творят. Один с мечом ко мне, а второй оседает на снег и девчонка
над ним, нож из спины вынимает, глаза прозрачно-серые от бешенства, еще раз
ножом по горлу ведет, чтоб уж точно враг не поднялся. Успел нырнуть под меч
и, сбоку рубанул того, что в меня целил. Мужик охнул и, ноги у него
подкосились. Сразу вслед - прямой выпад - меч вышел из спины разбойника,
глаза у того закатились, тело тихо упало в снег.
Я огляделся - все четверо лежат, все мертвые. Хорошо поработал. А
девчонка то где? А та сползает по стволу. Мягко так валится. Подбежал к ней,
подхватил, а полушубок ее, я в горячке и не заметил, весь от крови бурый,
достали в бок мечом. Ну, таких ран я навидался. Сноровисто стащил с нее
полушубок, рубаху разрезал - рана неглубокая, но крови много вытекло. Однако
выживет. Перетянул рану, в полушубок закутал. И задумался. Куда ее? К себе в
избу? Отвык я чтоб кто-то кроме меня порог переступал, но, не оставлять же
здесь. Подхватил на руки и понес. Девчонка высокая, крепкая, тяжеловато
нести, ну, и не таких таскали. Нес и в лицо ее вглядывался. Светлые волосы,
лицо нездешнее - высокие скулы, губы более тонкие, чем у местных, прямой
нос, твердый подбородок, хорошее лицо, красивое.
Вот и избушка моя показалась, крайняя, возле самого леса. Положил
находку нежданную на шкуры, к печи поближе, развел огонь, чугунок с водой
греть поставил. И сел, глядя на найденыша. Казалось, не мучается она от
раны. Не стонет, не мечется. Дыхание спокойное, как у спящей. Не знаю,