"Максим Макаренков. Мой Сашка любит яблоки, Что-то изменится, Драйв (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

сейчас обнять его, приласкать и успокоить?! Лешка все же всхлипнул и
обернулся. Он смотрел на меня. Первый раз в жизни он смотрел на меня!
Школа... Я засыпала вместе с ним на уроках, увлеченно листала учебник
литературы. Нам нравились одни и те же книги. А потом Лешке стукнуло
четырнадцать лет и, однажды ночью, он проснулся с криком ужаса. Свернулся
калачиком, забился в угол и подвывая дрожал. Потом я услышала, как он шепчет
и села на краешек кровати. "Господи, - шептал он, - господи, я же умру. Ну
как же ой мама.. мамочка... не хочу, не хочуууу....Мааамочкаааа...!
Последнее слово перешло в тоненький безнадежный вой. Так, раскачиваясь и
подвывая он и заснул. А я сидела рядом и тихонько плакала. Первый раз мне
было настолько больно и так страшно. Я бродила по квартире и не находила
себе места. Встала около окна и стала смотреть на луну. Было очень погано. Я
чувствовала страшную безнадежность. Я не знала, как мне помочь Лешке, моему
любимому, единственному человеку.
Так и неслись годы. Рос Лешка, росла и я. Чем старше он становился, тем
реже вспоминал о своей смертности. И мне становилось от этого легче. Я
радовалась тому, что из маленького мальчишки, который не заплакал во время
первой драки в детском саду, вырос жизнерадостный и добрый человек.
Иногда он просыпался среди ночи в холодном поту, тяжело дышал, понимая,
что умрет, что однажды все закончится. А потом обнимал жену, которую очень
любил, утыкался ей в ложбинку между грудей и засыпал. А я продолжала
бодрствовать...
Мир старился. Точнее нет, мир оставался прежним. А вот я и Лешка
старились, и я все чаще ловила на себе его взгляд. Задумчивый и усталый. Он
постоянно вставал по ночам, шел на кухню, садился на табуретку возле окна и
курил, уставившись в ночную темноту. Табуретка тихонько поскрипывала. Когда
он устраивался поудобнее и сидел неподвижно, огонек сигареты освещал
морщинистое, но по-прежнему самое дорогое для меня лицо. Я садилась рядом и
ждала, когда же он успокоится и пойдет спать. Врач сказал, что Лешке вредно
волноваться. Да и курить ему не стоило, но заставить его бросить я никак не
могла. В этом он был страшно упертый. Не слушал даже жену. Отшучивался,
говоря, что такой положительный джентльмен просто обязан иметь хоть какие-то
вредные привычки. Ну, хоть одну.
А однажды страх обрушился на меня. Я, как и Лешка в детстве, стала
тихонечко подвывать и закусила губу, чтобы никто не услышал, как я вою и
всхлипываю. Словно щенок, слепо тыкающийся носом, и не понимающий где он и
когда же ему дадут молока, я забралась под одеяло и прижалась к Лешке. Он
спал. Спал тяжелым нездоровым сном, с трудом всхрапывал, сложив руки на
животе. Полгода назад мой единственный схоронил жену. С тех пор он почти
перестал следить за собой и почти постоянно спал. Я лежала, гладила его лицо
и тихонько плакала от страха и неизвестности. Вчера приезжал Лешкин сын.
Бодрым голосом говорил какую-то чушь, оставил в холодильнике еду на неделю
и, потупив глаза, быстро ушел, сказав, что отец держится молодцом. А Лешка
только молчал. Смотрел мимо, в пустоту, время от времени резко поворачивал
голову, пытаясь увидеть что-то, чего не видел больше никто. Только я знала,
что смотрел он на меня. Мой силуэт видел он и начинал вглядываться
пристальнее, надеясь понять, что же там за фигура прячется в тенях.
А сейчас мы лежали рядом и я снова, как много-много лет назад гладила
его волосы, поседевшие и поредевшие. Нежные и мягкие, словно в детстве.
Тихонько тикали часы, во дворе чирикали птицы, щебетали дети, трещал мопед.