"Норман Мейлер. Американская мечта" - читать интересную книгу автора

столкнувшись лицом к лицу с неопределенностью, подобно ученому,
специализирующемуся в науке любви, приборы которого или жутко неточны, или
чудовищно точны, я оказался вдвоем со старым приятелем и почувствовал
вдруг приступ тошноты - все эти джины с тоником, паштеты, соусы и
последние шесть глотков бурбона вырвались наружу и низверглись с балкона
огнедышащим водопадом, буйным стадом, грохочущим отравленными копытами
любви.
- О, Господи, - сказал приятель, мгновенно протрезвев.
- Черт с ним, - проворчал я.
- О, Господи, - повторил он, - шлепнулось на второй этаж.
Мы оба, разумеется, ожидали, что все свалится на голову привратнику,
а вместо этого теперь следовало ожидать разъяренных жильцов снизу. Подумав
о предстоящих хлопотах, я чуть не расхохотался - ну, как, например,
пригласить сюда мойщиков?
- Полагаю, надо поставить их в известность, - сказал мой приятель.
- Предоставь дождю смыть то, что отказывается благословить луна, -
произнес я тоном, ненавистным мне самому, с налетом коннектикутского
благородства в голосе, который появился у меня после долгого проживания с
Деборой и ее якобы английскими песенками и в результате слишком многих
лекций, прочитанных на протяжении долгих бесполезных часов. - Собственно
говоря, дружище, иди-ка ты отсюда. Мне хочется побыть одному.
Итак, я стоял на балконе и смотрел на луну. Она была круглой и висела
очень низко. И тут все это случилось. Луна заговорила со мной. Я вовсе не
хочу сказать, будто услышал голоса или что мы с Селеной вступили в
воображаемую беседу, нет, на самом деле все было куда хуже. Какое-то
мягкое, хотя и не столь уж невинное излучение вдруг вырвалось из лунных
пещер смерти и, с быстротой молнии промчавшись по ночному небу, проникло в
меня. И я вдруг понял луну. Хотите верьте, хотите нет. Единственный
подлинный путь истины - это путь из глубин одного существа в сердце
другого, а я в это мгновенье был огромным разверстым рвом, я стоял в
одиночестве на балконе, глядя вниз на Саттон Плейс, духи съеденного и
выпитого мною уже вырвались из желудка и кишечника, оставив меня без
всякой защиты, в изоляции из свинца, асбеста и ваты, покрывающей мое "я",
образовались трещины и прорехи, и я ощущал собственное бытие, более того,
я чувствовал, как излучение проникает в меня, проплывая легкими облаками
над разрушенными утесами моего "я", а заросли моих нервных окончаний уже
очнулись, одурманенные собственным запахом, смердя, словно гнилой мертвый
зуб. Полупьяный, полубольной, наполовину на балконе, наполовину уже нет -
ибо я перекинул ногу через перила, словно мне было легче дышать,
прицелившись пальцем ноги в луну, - я взглянул в собственное бытие, в
заросли мягких прогнивших нервов, и прислушался. Вернее, я всмотрелся в
мерцание смерти и надвигающегося безумия, поглядел на свою платиновую даму
в ее серебристом сиянии, а она приникла к моим ушам и пропела: "Ступай ко
мне, - манила она. - Иди ко мне! Иди", - и я почувствовал, как моя нога
перебрасывается через перила, и вот я уже стою за барьером, и только
пальцы, всего восемь пальцев, ибо два больших встали торчком и указывали,
точно рога, на луну, только восемь пальцев удерживают меня от падения. Но
все было и того хуже. Потому что я знал, что не упаду, а полечу. Я знал,
что мое тело шлепнется наземь, ну и черт с ним, с этим мешком тряпья,
костей и прочего, а сам я поднимусь, то есть та часть моего "я", которая