"Норман Мейлер. Американская мечта" - читать интересную книгу автора

безумцам, кто слушает модные песенки и предается на волю случая. Истинное
различие между президентом и мною состояло, возможно, в том, что я
оказался подвержен слишком сильному влиянию луны, ибо мне довелось
заглянуть в бездну, в ту ночь, ту первую ночь, когда я убил человека, убил
четверых, четырех немцев, убил при свете полной луны, ну а Джек, насколько
мне известно, в подобную бездну никогда не заглядывал.
Конечно, у меня никогда и в мыслях не было, будто мой подвиг
сопоставим с его. Меня хватило всего на одну ночь. Я был нервным, упрямым
и очень ответственным вторым лейтенантом, только что из Гарварда; я
закончил его годом позже, чем принц Джек (мы с ним никогда не встречались
- там не встречались). Я пошел в армию без особых раздумий, почти с
подростковsм легкомыслием, я был по-спортивному атлетичен и отлично
учился: "Фи Бета Каппа" "Привилегированное студенческое общество.",
магистерская степень, путь в парламент.
А потому ничего удивительного, что я изо всех сил старался взять верх
над упрямыми южанами и молодыми мафиози из Бронкса, двойным ядром моего
взвода, и потому даже смерть страшила меня меньше, чем возможная утрата
авторитета. Мне действительно было уже наплевать, останусь ли я в живых.
Когда я загнал свой патруль на холм и подставил его под прицел противника,
находящегося всего в сотне футов на раздвоенной вершине -
вершине-двойняшки с немецким пулеметом на одной и немецким пулеметом на
другой, - я столь искренне готов был умереть в наказание за это, что даже
не испытывал страха.
Угодив в ловушку и слушая ржавый треск пулеметов - они еще не
нащупали ни меня, ни моих товарищей, - я вдруг почувствовал, как опасность
отлетает от меня, подобно ангелу, отступает, как волна, отхлынувшая назад
в спокойное уже море, и я встал и бросился вперед, побежал к вершине холма
по неожиданно открывшейся мне, так казалось тогда, тропе безопасности,
чем, собственно, и заслужил свою награду, так как избранный мною маршрут
был в зоне прицельного огня обоих пулеметов, которые могли изрешетить
меня. Но огонь был каким-то шальным и судорожным, я на бегу зашвырнул
карабин ярдов на десять, выхватил по гранате из каждого кармана, сорвал
зубами кольца, чего мне никогда не удавалось сделать во время учений (они
были слишком неподатливы для зубов), освободил ручки и, схаркнув, выбросил
руки вперед, как два крыла заглавной буквы V. Гранаты полетели в разные
стороны, а я остановился, оглянулся и вернулся за своим карабином.
Годы спустя я прочел книгу "Дзен-буддизм и искусство стрельбы из
лука" и все понял. Понял, что не я бросил в ту ночь гранаты при свете
полной луны, а луна, и она сделала это почти безупречно. Гранаты упали
метрах в пяти-десяти от каждого дзота, бах-бабах, как серия ударов в
боксе, один за другим, и меня швырнуло наземь и зацепило шрапнелью,
обожгло острой приятной болью, какую ощущаешь, когда тебя, скользнув вниз,
укусит возлюбленная, а затем ствол моего карабина взметнулся, как длинная
чуткая антенна, и нацелился на дзот справа, откуда показалось огромное,
залитое кровью лицо немца, пышущее красотой и здоровьем, лицо маменькиного
сынка, с чрезмерно изогнутыми губами, какие бывают только у рослых и
упитанных педиков, ощутивших свое любовное призвание еще с отрочества и
практикующих его с тех же пор, - появилось, плача, кривясь и ухмыляясь.
Грудь его была залита кровью и заляпана грязью, будто наградами за
педерастию, и я нажал на курок, словно надавив на грудь нежнейшей голубки