"Нестор Иванович Махно. Воспоминания (книга 3) " - читать интересную книгу автора

от одного сына или племянника моего дяди к другому и этим самым еще более
навлекал на себя подозрения теперь уже и со стороны многих пожилых крестьян.
Я не знал, что жители деревни давно уже усиленно расспрашивали обо мне моих
родственников.
И вот в один из воскресных дней крестьянская молодежь собирает между
собой деньги, покупает пива и самогону и устраивает все там же, по соседству
с моей квартирой, "пирушку" с целью затянуть ее до поздней ночи, а затем
силою схватить меня, вывезти в поле, убить и бесследно зарыть в землю.
В этот день молодежь повырывала из земли сохранившееся у нее от
весеннего красногвардейского увлечения оружие: револьверы, винтовки с
отрезанными дулами, называемые теперь "обрезами", и шашки. С нетерпением
ожидала она ночи, а потом и казни - дикой, звериной казни надо мной.
Итак, эти люди приготовились. Среда них был сын моего двоюродного
брата, то есть мой племянник. Однако решившая убить меня молодежь ничего не
поведала ему о своем решении. Теперь же кое-кто из собравшихся, подпив
немного, начали добиваться от моего племянника, кто я такой и почему он
никогда не приведет меня к ним: они хотели бы, дескать, со мною
познакомиться.
Мой племянник долго отговаривался, но в конце концов согласился с ними
и пришел за мною.
Я был свободен и охотно принял приглашение. Оно было для меня в
некотором отношении даже важным, так как из Гуляйполя пришли сведения, чтобы
я поспешил со своим возвращением. Я решил организовывать силы для
задуманного повстанческого авангарда отсюда. И я пошел.
Собрание имело место через улицу от моей квартиры во дворе, в большом
крестьянском сарае. Посреди сарая стоял большой низкий стол. Вокруг него
сидела молодежь. А сбоку, прямо на застланной рядном земле, по-цыгански
сидели крестьяне постарше, лет по 30-40. Первые выпивали и пели песни о
крестьянской доле. Вторые играли в карты, в распространенную у нас на
Украине в зимнее время по деревням игру, в так называемую "арбу".
Mоe появление в сарае кое-кого смутило, но кое-кого явно обрадовало.
Почему, я еще не знал, но заметил. В сарае становилось уже темно. Кто-то,
видимо из старших, крикнул:
- Хлопцы, угостите чужого человека пивом!
Я не прочь был выпить стакан пива, но чувствовал какую-то непонятную
для меня тревогу и воздержался, упросил не настаивать на том, чтобы я пил,
так как я-де нездоров и пить не буду. Меня попросили сесть и поиграть с ними
в карты. Я и от этого отказался и сделал им в сжатых выражениях пояснение о
том, что момент теперь такой тяжелый для крестьян и рабочих, что этим
труженикам есть о чем подумать несравненно более серьезном, чем картежная
игра.
Пока я им это говорил, молодежь слушала внимательно. Люда же постарше,
я заметил, подталкивали друг друга под бока, подмигивали глазами и каждый
себе под нос посмеивался. Однако я на это не обратил особенного внимания.
Разговор на эту тему меня втягивал все более в роль пропагандиста. Я
вообразил себе тут же, что из этой молодежи можно создать солидный по
количеству кружок, а из кружка выбрать более стойких людей и создать боевую
группу для начальной деятельности в целях поднятия всей трудовой
крестьянской массы против контрреволюции. Я увлекся своей речью и не
заметил, как молодежь вся насторожилась, как игроки в карты бросили свою