"Дэвид Мэдсен. Шкатулка сновидений" - читать интересную книгу автора

шепота.
- Похоже, - произнес граф, - ягненок отказывается удобно расположиться
на противне...
- Боже мой! - вмешался доктор Фрейд. - Он что, еще жив?
Граф ошеломленно уставился на доктора.
- Конечно, нет! - ответил он. - Это просто речевой оборот! Туша не
помещается на противне.
- А-а-а.
- Но у нас по-прежнему есть эти прекрасные розанчики и хлебцы со
стручковым перцем, тортильи и соленые focaccia[26]...
В итоге вся трапеза состояла исключительно из хлеба. Теперь я из
усердного голодного нищего превратился в медлительного, рассеянного обжору,
запихивающего еду в рот просто потому, что она еще осталась на тарелке.
Наконец мой мочевой пузырь приготовился к собственному небольшому взрыву, и
я поднялся, бормоча вялые извинения. К счастью, граф, похоже, догадался о
моей нужде и, сдержанно кашлянув, произнес:
- Третья дверь слева, юный Хендрик. Наверное, я был немного пьян, но
найти третью дверь слева оказалось большой проблемой. В длинном, узком
коридоре царил мрак, и я на ощупь пробирался по нему, цепляясь за стены. Я
зацепился за какой-то предмет, и он со стеклянным звоном упал на камни. Быть
может, картина... оставалось только надеяться, что не очень дорогая. Первая
открытая мною дверь вела в комнату, еще более темную, чем коридор. Ничего. Я
осторожно повернул холодную металлическую ручку следующей двери - и замигал
в полосе густого, насыщенного света, какой дают только масляные лампы. На
маленькой, завешенной камчатым полотном и шелком кровати, возлежала с книгой
девушка изумительной красоты. Если не считать узеньких розовых трусиков, она
была совершенно обнаженной. Книга покоилась на ее волшебных упругих грудях,
врезаясь в сливочную плоть.
Она переложила книгу на живот и посмотрела на меня. Ее глаза казались
темными, непроницаемыми, как беззвездная ночь, полная молчаливых обещаний и
сладкой близости. Ее губы были алыми, и мягкими, и невообразимо
очаровательно надутыми. Я почувствовал, как холодок желания щекочет мой
позвоночник.
- Не возражаете? - спросила она. - Я пытаюсь читать.
- А что вы читаете? - хрипло прошептал я.
- "Историю кириллического алфавита с примечаниями", если вы хотите
знать. А теперь не могли бы вы закрыть дверь?
Я закрыл ее, но мое сердце пульсировало неистовее, чем даже мочевой
пузырь. Кто она, этот безупречный ангел с глазами опытной искусительницы?
Кем она может быть? Рано или поздно я это выясню. Тем временем я
благополучно добрался до третьей двери слева и открыл ее.
Совершенно ошеломленный, я увидел, что туалет графа представлял собой
точную копию общественной уборной: похожее на пещеру помещение с кафельными
стенами и полом, длинным рядом разделенных перегородками писсуаров, четырьмя
умывальными раковинами и кабинками, чьи двери открывали вид на ботинки и
спущенные штаны занимающих их персон. Все это было очень странно. Но еще
больше я удивился, обнаружив там стоящего перед писсуаром Мартина
Мартинсона. Как, черт побери, ему удалось опередить меня? Быть может,
существовал короткий путь? Мартин явно столкнулся с какими-то
затруднениями - он стонал и трясся, снова стонал и вытягивался на цыпочках.