"Джон Макдональд. Темнее, чем янтарь ("Тревис Макги" #7)" - читать интересную книгу автора

из обыкновенной школы и направили в интернат для малолетних
правонарушителей. Там ей очень понравилось. Тем временем сожитель матери
отправил ее на тот свет, разбив ей голову о стену того самого ресторана, где
она трудилась в поте лица. Несмотря на это грустное событие, Эва росла и
расцветала и в тринадцать лет выглядела на восемнадцать. Именно в этом
нежном возрасте она начала свою блестящую карьеру, соблазнив директора
интерната. Тем самым она обеспечила себе свободный режим, отдельный стол и
другие привилегии.
Однако, как известно, все тайное рано или поздно становится явным.
Спасая свою шкуру, директор выставил Эву из интерната, и он же свел ее с
парнями, "державшими" Виргинское побережье. Их основной аргумент - кулаки -
показался Эве достаточно серьезным, чтобы не вступать с ними в дискуссии. К
двадцати четырем годам она была самой высокооплачиваемой проституткой по
вызову в Джексонвилле. Два года назад ее вовлекли в "дело", суть которого
она тщательно обходила.
Водная гладь канала ослепительно сверкала в лучах полуденного солнца. Я
скинул рубашку и снова плюхнулся в раскаленное кресло у штурвала. Прикрыв
лицо шляпой, мисс Эва продолжала излагать что-то своим неподражаемым
контральто. Ее голос напоминал сливочный крем. Мейер старательно изображал
восторженную аудиторию.
Она перескакивала с одной темы на другую, начинала и обрывала на
полуслове какие-то фантастические истории, путалась в именах, фактах и
хронологии. Время от времени она пыталась сымитировать аристократическую
небрежность речи, но тут же скатывалась к заурядной вульгарности. В какой-то
момент она показалась мне клинической идиоткой, на основе монологов которой
любой социальный психолог может состряпать себе диссертацию. Тем не менее мы
с Мейером услышали много интересного о профессиональной проституции,
организованной преступности, системе поборов и взяток, механизме воздействия
на судей и прокуроров и так далее.
Но вскоре нам это наскучило, тем более что докладчик начал повторяться
и путаться. Для всякого нормального человека определенный интерес к
уголовному миру естествен, но все хорошо в меру.
Мейер собрался сойти вниз, чтобы заняться ленчем. Услыхав об этом, Эва
тотчас заявила, что ей вредно так долго находиться на палубе: солнечные лучи
отражаются от воды и воздействуют на нее. Они удалились, и наступила
долгожданная тишина.
Я попытался разобраться в своих впечатлениях. Во-первых, двадцать лет
пребывания на дне наложили на нее неизгладимый отпечаток, и было бы наивно
думать, что она сможет начать все сначала и не пойти по плохой дорожке.
Во-вторых, хоть я и понимаю, что чертовски глупо идеализировать шлюху, я не
могу не уважать определенную стойкость и цельность, присущие ей.
Единственной слабостью, которую она позволила себе за последние сутки,
наполненные страхом, смертью и болью, был обрушенный на нас водопад слов.
Внезапно я понял, что испытываю к ней уважение и в какой-то мере...
горжусь ею. Это было чересчур иррационально даже для меня. Видимо, это
объяснялось каким-то инстинктом собственника. Я вспомнил одного армейского
сержанта, который как-то разоткровенничался со мной. "Они становятся твоими
детьми, - говорил он о своих подопечных. - Твоими сынками. Ты желаешь им
добра и стараешься внушить всякие хорошие и честные штуки. Ты хочешь, чтобы
их жизнь сложилась хорошо. Чтобы они не испортили ее сами. И если они плюют