"Андрей Макаревич. Занимательная наркология " - читать интересную книгу автора

ещё - тем, чем пахнет в кабинете зубного врача: это смесь запаха то ли
спирта, то ли эфира с запахом человеческого страха. А мимо стремительно
проходит главный врач, и ещё утро, а у него уже усталое лицо, и вдруг ловишь
себя на том, что специально торчишь в коридоре у него на пути, чтобы он тебя
увидел и поскорее положил в палату, а это глупость - койка от этого раньше
не освободится, и всё равно торчишь, потому что лечь хочется немыслимо, и
когда он проходит, пытаешься поймать его глаза, и не получается - он про
тебя помнит, но не тобой занята сейчас его голова - вас тут много, а он
один. И вот наконец койка свободна, но это ты по старой памяти думал, что
взлетишь на неё, как птица, и лежать будет удобно - и хотя над ней висит
специальная ручка, как в трамвае для здоровой руки, - карабкаешься на неё
медленно и неуклюже, а когда вскарабкался - оказалось, что лежать совсем
невозможно: нет такой позы, чтобы твоей каменной руке стало удобно, и вот
тут она начинает болеть. Начинает уверенно, не спеша, с расчётом на длинную
дистанцию. И проваливаешься в какой-то липкий чёрно-белый полусон, где нет
ни времени, ни мыслей, и только бывшая твоя рука, пульсируя на острие боли,
не даёт отплыть от убогого причала реальности. Вечером приходит маленькая
круглая медсестра. Она несёт на подносике, как официант в ресторане, твои
уколы. Она хохотуха, и вдруг понимаешь, что это она не чтобы тебя утешить, а
просто у неё такой характер, и от этого почему-то становится легко. И совсем
уже легко становится утром, когда тебя переложили на каталку, накрыли
простынёй и везут по коридору в операционную, это совершенно новое смешное
ощущение, тебя так ещё ни разу не катали, ты едешь как торт на праздник, и
больничные лампы пролетают над тобой, и больные в коридоре заглядывают в
твою каталку, как в блюдо, - кого это там повезли, и вообще, разница только
в том, что везут тебя головой вперёд. Везут уверенно и быстро, и ты
совершенно успокоился, потому что с этой минуты от тебя уже ничего не
зависит. А ещё потому, что во всех движениях врачей ощущается
безошибочность, граничащая с автоматизмом, - это у тебя всё пока впервые, а
у них каждый день такой - значит, правда, ничего особенного. А операционная
недалеко, и не ясно, за что тебе такая честь - прокатиться на тележке, и
немножко неловко, и предлагаешь дойти самостоятельно. Смеются - нельзя. И
вот операционная наехала на тебя, знакомый уже врач - ты узнал его по
глазам, на всех повязки, - он шутит, над тобой огромная космическая лампа,
всё очень торжественно. И даже мысль о том, что сейчас этот чужой тебе
человек полезет маленьким острым ножичком внутрь тебя, живого, - не пугает.
Интересно только, как ты будешь засыпать. Тебя уже однажды в жизни усыпляли
наркозом, и ты тогда не заметил, как уснул, и сейчас изо всех сил стараешься
не пропустить это мгновение. И всё равно ничего не выходит, и ты уже в
палате, всё кончилось, тебя перекладывают на твою койку, и тебе хорошо и
весело, потому что из всех ощущений боль возвращается последней. Рука твоя
поверх гипса забинтована, оттуда торчит коктейльная трубочка, на неё надет
пластмассовый стакан с крышкой, туда из трубочки капает что-то коричневое.
Ты представляешь, как эта трубочка уходит под бинтами в самую сердцевину
твоей руки, и тебе становится нехорошо. Лучше не смотреть на неё. Но! Тебя
починили! Этот доктор залез внутрь тебя и сделал что-то совершенно тебе
непонятное - всё починил! И теперь твоё возвращение к жизни - только вопрос
времени! И вот тут хочется есть. Масса всего нового, неожиданного, но уже не
трагического. Тебе в палату привозят обед - большие серые кастрюли, красным
написано - "ПЕРВОЕ" - и оказывается, что с помощью левой руки вилка попадает