"Андрей Макаревич. Занимательная наркология " - читать интересную книгу автора

наступило очищение и весьма искусственное чувство благолепия, столь ярко
описанное автором. Два слова по поводу питерских экспериментов с закрыванием
в квартире. Должен сказать, что, как и многое другое, этот способ пьянства
питерцы позаимствовали у финнов. Там это называется "пить под ключ", и в
оригинальном исполнении предполагает запирание квартиры снаружи. Родился
способ не от жиру, а от сухого закона. Скандинавский (как и русский) запас
алкогольде-гидрогеназы позволяет выпить очень много. При этом в
скандинавском поведении зачастую преобладают агрессивные мотивы. Так вот,
чтобы уберечься от возможных неприятностей, квартиры и запирались извне.
Любопытно, что внутренние часы человека основаны на обмене мелатонина и
серотонина. Мелатонин - гормон эпифиза, или шишковидной железы, считавшейся
третьим глазом. Длительная темнота приводит к дисбалансу меланина и
серотонина. Резко падает уровень эндогенного этанола. В психиатрической
практике одним из способов лечения депрессий считался яркий свет. В условиях
недостатка освещённости, типичной для Скандинавии и нашей северной столицы в
зимние месяцы, употребление алкоголя - естественный ответ на происки
природы. Этиловый спирт является мощным адаптогеном - то есть средством,
адаптирующим тело и душу к окружающей среде. В пустыне Калахари перед
засухой животные наедаются "пьяных ягод" - перебродивших плодов. Принявшие
подобный транквилизатор животные имеют больше шансов выжить в экстремальных
условиях. Не думаю, однако, что животные страдают похмельем. Так что если
полагаться на биологические инстинкты и быть умеренным, то похмелье вам не
страшно.

Третье лирическое отступление

Господи Боже, до чего же неловок и хрупок человек, как тонка и
прозрачна его кожа, как ненадёжны сочленения и суставы - и как же он при
этом беспечен, заносчив и самонадеян! Ещё пару часов назад вы полагали себя
полным хозяином собственной жизни, а сейчас стоите, дрожа, в больничном
коридоре и с запоздалой осторожностью поддерживаете левой рукой то, что
совсем недавно было вашей правой, а теперь она чужая, при малейшем движении
гнётся не там, где должна, и вы чувствуете, как внутри её что-то противно
задевает друг о друга, и всякий раз при этом холодный пот выступает у вас на
лбу и тоненько бежит по спине - не от боли, нет, - от ужаса перед внезапной
своей беспомощностью. И вас ведут на рентген, а вы уже знаете, что там
случилось - когда что-то действительно случается, ощущения не обманывают. И
вот на чёрной плёнке ваша прозрачная ручка, и цыплячья косточка внутри её
сломана ровно пополам, и вокруг маленькие крошки. А дальше вам облепили
плечо и руку противным холодным гипсом, он нагрелся, застывая, на шее у вас
повисла неудобная незнакомая тяжесть, и - на выход, ждать когда освободится
место в палате. Но вы не уходите, потому что совершенно невозможно вернуться
в ту, нормальную, жизнь в таком виде и состоянии даже на время, и вы
мечтаете только об одном - чтобы всё, что с вами должны здесь проделать,
началось и кончилось как можно скорее. Поэтому обречённо бродите туда и
обратно по коридору, глядя в больничные окна - там слякоть, голые деревья,
проезжают грязные машины, идут озабоченные люди и не ведают своего счастья.
А знаете, чем пахнет больница? Во-первых, чем-то, чем наводят чистоту, но не
бытовую, человеческую, а после того, как кто-то уже умер. Хлорка, карболка?
А ещё - столовой пионерлагеря: перловый суп, подгоревший лук, маргарин. А