"Андрей Макаревич. Занимательная наркология " - читать интересную книгу автора

Это теперь, с высоты прожитого и увиденного, ясно, что плановая экономика
рождала в масштабах страны абсолютную унификацию. Можно было войти в
пельменную во Владивостоке и в Калининграде и не найти различий. Островок
Родины. Так американцы выстраиваются в длинную очередь в "Макдональдс"
напротив Лувра в Париже при наличии вокруг потрясающих французских
ресторанчиков. Это запах Родины, знакомый с детства. Ведь обоняние самое
подавленное, а оттого и сильное чувство. Из-за невозможности вербализовать
запахи, мы раскладываем их на эмоциональные полки ассоциативного восприятия.
Так вот, совокупность запахов старой советской пельменной, состоящей из
аромата пельменей, сосисок с зелёным горошком и кофе с молоком, уникальна.
Она рождает ощущение того времени. При всём однообразии интерьеров у каждого
была своя особая пельменная - около института, работы или дома. И с ней,
конечно, связано много всяких историй. К особой категории надо отнести
ночные пельменные для таксистов. Это были подлинные островки свободы в
водовороте социализма, когда больше идти было некуда. А насчет напитков
выбор был - портвейн или водка. Кому придет в голову пить что-то ещё в
пельменной. Штамп, стереотип, рождающий отчетливый условный рефлекс. Недавно
на Арбате открыли бывший пивбар "Жигули" как ресторан советских времен. Там
правильные закуски и играет правильная музыка. Никакие другие напитки, кроме
выше обозначенных, невозможно представить. Но это лишь эмоциональная встреча
с собственным прошлым. Не думаю, что масштабное распространение пельменных
сегодня вызвало бы энтузиазм нового поколения. Так что новое время рождает
новые песни, и для кого-то, может быть, запах "Макдональдса" станет новым
запахом Родины.

О метафизике перебора

У меня есть товарищ - мужчина средних лет, в меру удачливый бизнесмен,
человек достаточной культуры и хороший семьянин. Он обладает странной
особенностью - все его рассказы (в мужской компании, разумеется) сводятся
исключительно к тому, кто, как и когда нажрался и что потом было. Долгое
время меня это несколько коробило - уж больно убогой казалась тематика. Я
никогда не любил (и сейчас не люблю) мужчин, выпивающих до потери контроля,
и никогда к ним не относился. Однако гораздо легче заляпать чёрной краской
то, что нам неблизко, чем попытаться разобраться в сути явления. "Это
болезнь, предрасположенность к алкоголю", - скажет медик. Да нет, не думаю.
Я знаю массу людей, не страдающих алкогольной зависимостью и иногда
оглушительно надирающихся. Неопытность? Позвольте, речь не идёт о
пятнадцатилетних юношах. Конечно, в молодости напивались все - от переоценки
собственных лётных качеств, детского желания объять необъятное, а также,
расплачиваясь за познание мира - эксперименты приходилось ставить на себе,
это понятно, и эти случаи мы не рассматриваем. Но что заставляет взрослого
матёрого дядьку, прекрасно знающего, чем всё закончится и что его ждёт
утром, вновь переступить черту, отделяющую его от понятия "нормальный
человек"? В чём дело? Мы с вами уже выяснили, что наибольшее наслаждение
человек получает между второй и третьей рюмкой (в среднем) - куда несёт?
Могу говорить, опираясь только на собственный опыт, который минимален - уже
долгие годы я лишён возможности нажраться во вселенском смысле: мой организм
элементарно протестует. После восьмой-девятой рюмки (это грамм четыреста)
ему становится невкусно продолжать пить, а заставлять себя что-либо делать я