"Виктор Лысенков. Тщеславие" - читать интересную книгу автора

да. И все дышит Пушкиным. Уехал. Но - здоровье - здоровьем, а все остальное
- совсем не как у Александра Сергеевича (ну и хватил - Александра
Сергеевича! Может, такие рождаются, чтобы больше никто и никогда не рыпался?
Все - вершина, выше - некуда. Потолок. Конечно -это потолок. Плоский, белый,
бесконечный. Нет сил скоить глаза и посмотреть, где же он кончается? Нет, он
об этом даже не думал - зачем "косить?". - Плавбаза и так видна, как на
рейде в туманную погоду. Что-то, наверное, делает. Это, кажется,
холодильник. Ну да, холодильник. Кажется, "Юрюзань". Как и у Игоря.
Единственное достояние республики. Игорь все учился во ВИКке, то бросал на
два-три года, то восстанавливался, промышляя на "Шашлыкфильме" докуметалками
и написанием текстов к документалкам местным гением. К нему часто приходили
работодатели со своими бутылками, часто - нет, зная, что Игорь отоварился в
кассе (или без кассы кто-то расплатился наличными, поскольку отдать ВСЕ
деньги за полнометражную документалку летописцу строительства коммунизма
казалось несправедливым) это же не менее двух тысяч. А потом еще и
потиражных столько же. Не лучше ли отдать тысячу чистоганом, а на титрах
будет значится: автор сценария и режиссер. Он и сам поиграл в эти игры,
только редко писал кому-нибудь тексты - не будут же с ним, главным
редактором хроники, делить гонорар! Но он несколько раз помогал сделать
дикторский текст ПРИЛЮДНО, внося правку даже во время записи. Когда горели
сроки и могли накрыться премиальные для всей студии, или надо было помочь
начинающему гению. Странно, но иногда им двигало подлинное желание помочь
молодому парню. Вот чушь собачья! Филантроп хренов! Кому и зачем это теперь
нужно? Когда его "кинули", никто - ни из именитых, ни начинавших и теперь
прочно присосавшихся (на все оставшуюся жизнь!) к бесконечной гонорарной
реке о нем и не вспомнил. Стая волков. Отстал (будь здоров! - Кто выпадает
за борт, пусть выбирается сам! Только с Игорем сохранились прежние
отношения. Он часто бывал у него. Хорошо, что из маститых хапателей к нему
никто не заходил: играем, братцы, в расстановку фигур на шахматной доске.
Когда же он начал звереть? После той конференции? После Земмы? Наверное, это
были ступени. Добавил зампредсовмина. Он там, на берегу золотоносной реки,
понял, что многое - им не ведомо. И не только в государственных делах.
Остановился же Роберт. И сколько таких, как он. Выпустят то книжечку
рассказов, то очерков, и - привет. На большее нет того, чего не хвата. Где
они, титаны пера, камеры, кисти, которые бы с триумфом съехали в Москву, о
которых бы писали, говорили. Неужели во всей Средней Азии - ни одного? Или
такой хреноты своей в Москве хватает? Сколько он листал гладких сборников
разных лауреатов - не за что зацепиться. Может, потому и пишет свои
треугольные стихи Вознесенский, что ничем другим выделиться не может? В
общем, та же белиберда, только под заумь. И потому столько издают азиатов?
Что они там пишут - не узнаешь. Все переводы с подстрочников. Это о том же
Липкине? - Ой, не стой на виду, а не то - переведу! Сколько их, этих
перевожчиков, которые своих стихов никогда не издавали. Значит, все - игра?
Местных - пожалуйста! Если что не так - перевод, мол, не удался. Или, мол,
что взять с бедных азиатов - они ведь прямо из феодализма шагнули в
социализм. А те, кто издает в Москве книгу за книгой? Но вот тот, автор
двадцати восьми сборников, еще и переводил. И сюда прилетал не раз с
котомкой за плечами, чтобы набить ее подстрочниками. Ну и поохоться.
Экзотикой полюбоваться. До Фартомбека слетать на вертолете. А плов, плов! И
бутылки, бутылки! - Местные знали все пути на потаенные склады, где хранился