"Виктор Лысенков. Тщеславие" - читать интересную книгу автора

Около троллейбусной остановки они расстались. Прощаясь, когда пассажиры
уже выходили из подошедшего троллейбуса Станислава Петровича, Сергей
искренне поблагодарил его, а потом долго шел медленно чистыми весенники
улицами, курил и думал о своем будущем. В тот день он еще не думал о том,
чтоначнет писать всерьез (как ему думалось), то есть не стихи к капустнику
или в свою тетрадь, а займется журналистикой и спустя годы (какие годы!)
решит писать прозу, непременно роман и не поймет, как провинциальная среда и
ее худосочные интеллектуальные ручейки (если они вообще были
интеллектуальные!) не позволит вырваться на другой, предчувствуемы им, но
ясно не осознаваемый уровень, что банальность, на которую он скатывается в
изложении разных перипетий жизни, останавливала его рвение, он на месяцы
бросал роман, а потом - и на годы и уже много позже, когда произошла вся эта
история с его стихами, и он про себя вроде решил (на самом деле все это
произошло чуть ли не интуитивно, как даже не умеющий плавать человек,
неожиданно оказавшейся в воде начинает размахивать руками так, как он видел
не раз у плавающих людей, но, возможно, не догадываясь, что при этом нужно
еще сильно отталкиваться от воды и ногами, иначе неизбежно утонешь. Ну если
рядом не найдется спасателей. Ему таковые не подвернулись, хотя благодаря
работе в молодежной редакции он видел в упор многих знаменитостей, даже брал
у некоторых интервью, но разве в таких блиц-контактах можно узнать что-то
серьезное, основополагающее? Да если это и не блиц-контакт, а нечто большее,
скажем, вечер в одной компании, или два. Он помнит, как к ним в город
приехал Булат Окуджава, как вечером, после посиделок в редакции бард, один
известный городской интеллектуал (уйдет чуть ли не полтора десятка лет,
прежде чем он поймет, что такое провинциальные интеллектуалы-трепачи с
поверхностными знаниями. Не случайно ни один из них никогда не выступил ни с
одной статьей в московских журналах, - тем более - не выпустил книги. Все
треп. Треп). И он пошел гулять по городу, как интеллектуал повел барда к
полисаднику академии наук, где было много сирени,как они вдвоем ломали
ветки, а он, Сергей, стоял на аллее, чуть ли не стреме. Цветы
предназначались, конечно, не для барда, а для создания впечатления на девиц,
которым почти тут же, от здания филармонии названивал интеллектуал с
разрешения поэта-песенника, потом они зашли в магазин и интеллектуал громко
спросил Сергея, есть ли у него деньги, чтобы купить выписку и закуску
(интеллекутал, Сергей поймет позже, был родным братом Гарпагона, по крайней
мере - Сергей никогда не видал денег в руках этого мыслителя, и цветы для
создания обстоновки охмурения он знал где нарвать - обычный городской нахал
в клумбы академии не полезет - есть внутренняя робость перед ее величеством
НАУКА, но тут - интеллектуальный расчет). Потом была тесная компания -
человек семь-восемь. (приехали приличные телки с налетом знания азбуки и еще
один незнакомый ему русскоязычный поэт из местного института. Это с годами
он поймет, что и Окуджава был примерно таким же грузином, как и он, Сергей,
а его знакомый интеллектуал вдруг окажется евреем по матери и после второй
израильско-еврейской войны засобирается в Израиль, хотя уедет много позже и
там, наверное, найдет большое число Гарпагонов). Окуджава пел песни, причем,
не только известные, но и такие, каких Сергей не слыхал. Как они быстро (по
запаху, что ли? - это уже много лет спустя он задавал себе вопрос)
почувствовали себя родными. Его поразило, что Окуджава даже разрешил
записывать никому неизвестные песни, бросив только как своему и
всепонимающему человеку фразу хозяину квартиры: "Только магнитофонами не