"Григорий (Аркадий) Львов. Дружеский шарж" - читать интересную книгу автора

Омельчука, родила не кролика, не параллелепипед на колесиках, а такую вот
образину, пожирающую металл?.. И вообще - тут принцип важен, а не результат!
Какое отношение тот давнишний агрегат Чадова, создавший странную модель,
мог иметь к будущему грузовику, Омельчук сейчас не соображал. До него одно
дошло: теперь-то Николай Константинович хоть ненадолго, но останется на
заводе. А там уж видно будет...
- Егор, придвинь-ка мне телефон, - приказал директор егерю.
Тот нехотя поднялся с табуретки, прошаркал в угол избы, где по старым
временам полагалось быть иконам, взял с полочки плоский оранжевый аппарат и,
волоча за собой длинный шнур, придвинул телефон к Василию Игоревичу.
Вскоре Омельчук, уже не заикаясь, хорошо поставленным баритоном отдавал
приказания своему секретарю прислать на озеро вторую легковую и "аварийку",
и чтобы "люкс" Николая Константиновича был оплачен заблаговременно, по
крайней мере на две недели вперед.
Чадов слышал это лишь краем уха. Он пытался восстановить в памяти то
далекое лето, когда на одном дыхании монтировали они "саркофаг". Идея шла от
него, от Чадова, но сколько же было попутных и остроумных предложений у
других участников. Особенно у Славки Юколова.
Ставилась, в сущности, локальная задача: сумеет ли агрегат разобраться в
сложном мире индивидуума, исследуя его речь. Всего лишь речь. С другом, с
недругом, с самим собой. В радости, в горе, в гневе... Слышит машина, мотает
на ус, сверяет ложное с истинным, отделяет существенное от несущественного,
откровенность от хитрости, изучает логику мышления, - и моделирует на этой
основе свою схему. Из ста вариантов, по мнению Николая Константиновича, мог
выскочить один, заслуживающий внимания.
Но агрегат оказался "смышленее" - вылепил образ. Вернее шарж. Насколько
ерш-дебошир соответствует Омельчуку, это, конечно, вопрос. Но машина
почему-то сочла нужным создать именно ерша и "вдохнуть" в него определенное
содержание. Значит, эксперимент дает возможность взглянуть пошире...
Жарко стало в избе, захотелось на свежий воздух.
- Ты куда, Коля? - спросил Омельчук.
- Пройдусь, подышу, - ответил Чадов, надел полушубок и шапку. Вышел,
плотно прикрыв тяжелую дверь, сбитую из тесаных плах.
Широко раскинулось перед ним горное озеро. Подбитой вороной виднелась
вдали директорская машина.
Проворный северный ветерок - предвестник метели - потянул, зазмеил по
тропинке, по озеру снежную пыль. Чадов представил, что где-то в студеном
море несет с волны на волну, качает Славкин корабль. Фокич оказался куда
душевней, - как мог поддерживал Славку своими письмами. А Николай
Константинович в суматошном сбоем бытие забыл о парне. "Листки календаря
сгорают раньше нас..." - крутилась в уме грустная строчка. Прежних ребят уже
не собрать, но Славка нужен, очень нужен.
"Откликнется ли он на мою телеграмму? - думал Чадов. - Фокич обещал
послать ее утром, как только откроется почта..."
Мальчик с пальчик... Он, кажется, точнее всех предвидел результат.
А если агрегат усовершенствовать, дать ему несколько программ? Допустим,
некто отважился узнать свои достоинства и пороки, узнать, что развивать в
себе, а чего остерегаться. Узнать, на что способен, свое призвание,
наконец... Самому-то в себе разобраться трудно - в зеркало не разглядишь, у
дворника не спросишь... Сложная, может, и невыполнимая задача.