"Никлас Луман. Власть " - читать интересную книгу автора

оформилась как политический процесс, уже не могла использовать обычный
механизм коррекции властных злоупотреблений, основанный на принципе решения
отдельных частных проблем. И это было также совершенно ясно формировавшемуся
в ходе буржуазной Революции сознанию.

Менее ясным до сих пор остается то, какое именно понятие риска власти
могло бы придти на смену старому, хорошо сформулированному, обладающему
солидной моральной опорой, "правомочному" концепту злоупотребления властью.
То, что данный концепт еще не отжил свой век, но, напротив, благодаря
технике усилился, стало ясно в эпоху, превзошедшую все предшествующие
столетия масштабом и эффективностью властных злоупотреблений. Эта
беспомощность старых средств против новейших властных злоупотреблений,
включающих и право на восстание, заставляет задуматься. Столь же очевидно,
что простая генерализация старых тематик злоупотребления и подавления,
скажем, в концепции "структурного насилия", "господствующих классов" или в
весьма наивном представлении о капиталистах и плутократах, извлекающих
"прибавочную стоимость", уже не отражает реальность, а служит лишь для
стимуляции агрессии. Синдромы представлений этого типа не поддаются анализу
на предмет выявления эвристической силы их понятий. И если по мере роста
общественных взаимозависимостей властные потенциалы, стремясь вызвать
политический резонанс или реакцию, еще принимают форму абстрактных идей или
мистификаций, то это является лишь слепым рефлексом самих властных отношений
(а следовательно, одним из аспектов риска власти)172. Наконец, другой
подход, заключающийся в простом "продолжение" темы революции в смысле
гегелевского прогноза, заставляет думать прежде всего о требованиях
совместимости высшей власти с нестабильными политическими отношениями,
однако в силу своей зацикленности на исторической теме он не содержит
достаточно дифференцированного анализа проблемы риска. Способна ли теория
коммуникативных средств вывести науку из этого замкнутого круга.

Для более общей постановки проблемы сначала следует выяснить связь
нашей теории с теорией эволюционной. В процессе эволюции в нормальном случае
побеждает более вероятное, поскольку оно встречается чаще и стремительнее
воспроизводится. Невероятное поэтому должно появляться и сохраняться вопреки
общей тенденции (или, как сказали бы ученые-естествоиспытатели, вопреки
тенденции возрастания энтропии). Эволюция - это порождение невероятностей,
или, если угодно, их нормализация. Помимо прочего, эволюция всегда
предполагает проблему времени, а именно проблему временной конкуренции между
вероятными событиями; например, в органической эволюции это происходит
посредством катализа или контроля над темпами воспроизводства. В связи с
этим возрастает и возможность сбоя. Если относительно вероятное вступает в
конкуренцию за шансы воспроизводства с относительно невероятным, то время
структурируется, а именно оно перестает быть для происходящих событий чем-то
равновероятным и безразличным, но приобретает необратимость в том смысле,
что утраченные возможности уже более никогда не возвращаются (если, конечно,
их воспроизводство, как исключительный случай, не обеспечивается
структурно). Таким образом, эволюция в общем смысле ускоряет темп движения и
ведет к росту взаимозависимостей, дифференциальных временных ограничений и
риска, в свою очередь обуславливающих и усиливающих друг друга. Этому
соответствуют, с одной стороны, дифференциация особых ролей и, позднее,