"Сергей Лукницкий. Бином Всевышнего (Роман)" - читать интересную книгу автора

подошла к двери и стала стучать.
Дверь открылась с бранью, с матом.
Я объяснила, что больна, показала на десна и сказала, что не имею права
кушать из общей посуды. Мне поверили и (о, коммунистическое чудо!) дали
отдельную посуду.
Окружающие жещины тоже поверили, и никто моей миски и ложки не брал,
кроме моей сестры, конечно. Но неизвестно мне, как дошел слух до родных,
до Верочки и мамы, что я заболела.
Они, может быть, поверили, потому что я была очень худой. В тюрьме
передачи были запрещены, принимали только табак, лук, чеснок и соль. Но и
эти продукты передавали с перечнем, написанным рукой следователя. Почерк
домашних не пропускали.
Однажды мне сказали, что Верочка арестована. Я не знаю почему, но
почему-то я не верила, и вот примерно через полгода мне принесли передачу,
как всегда, написанную чужой рукой. Меня удивило то, что на этот раз
передача состояла из пяти крупных картофелин, оказавшихся целыми, а не
разрубленными в поисках тайников. Обычно при приеме передач резали
картошку пополам. Когда я стала есть катрошку, то в одной из них
обнаружила скрученную трубочкой записку.
Как же я была счастлива узнать о том, что все на воле. Верочка учится в
ФЗО на электрика и получает пайку хлеба. Я эту записочку читала,
перечитывала, целовала, плакала и в конце концов зашила в жакеточке. Но
при первом же обыске ее прощупали в воротнике и вырезали, и стал воротник
с дыркой, а я плакала.
Из этой камеры нас перевели в спецкамеру для особо опасных, о через
пару дней туда же впихнули человек пять воровок. Потом стали поступать все
новые и новые, и оказались мы там, как селедки в бочке.
От грязи, вони и духоты тело покрывалось гнойными волдырями, которые
потом лопались и сильно болели. Был один из надзирателей, который приносил
нам подорожник, и мы прикладывали его к нарывам, но он дежурил только раз
в несколько дней.
Однажды одна из воровок, вся наколотая, разрисованная, с грубым
голосом, которая беспрерывно материлась, принесла мне кусочек соленого
сала. Я, конечно, была тронута ее вниманием. Но думала: откуда? А потом
она принесла еще.
Утром поднялся в камере вой: "Ай! Ай! Сало украли!" Я уж хотела было
признаться, что чужое съела, а воровка говорит: "Посмотри, какая она
толстая, а ты сдыхаешь, но она сама тебе не даст, вот я и ворую", - и
выматерилась.
Объявили, что передачи заключенным будут принимать без очереди у тех,
кто принесет соль.
Мамочка моя, Верочка, четырнадцати в то время лет от роду, раздобыла
где-то соли. Она, между прочим, и в посткоммунистическое время и при
коммунистах добывала продукты, целыми днями стояла в очередях, и тогда
принесла. (Стояние в коммунистических очередях не помешало ей написать
двадцать книг...)
- Да, - сказал путешественник во времени, немного напрягшись, и
встрепенувшись! Ведь описываемое время не предполагало поблажек.
Отчего же мамочка достала соль? Почему ее пустили к бабушке без
очереди?..