"Сергей Лукницкий. Не циничные рассказы" - читать интересную книгу автора

продолжить историю после обеда, но было поздно, со всех концов зала,
завороженные голосом, который был им слышен, к столику Евгения Михайловича
стекались люди. Многие несли с собой стулья, иные побежали в свои коттеджи
за магнитофонами и фотоаппаратурой, а третьи, у кого не было ни того ни
другого и которые не позаботились вовремя о стульях, остались стоять, забыв
об обеде, венчающем его лимонном желе, похожем больше на щит Давида, чем на
блюдо, о недописанных романах и поэмах, о своих женах, дочерях,
возлюбленных, а также о самих себе.
Евгений Михайлович отодрал, наконец, от пюре достойный самого себя
кусок и отправил его в рот, потом сказал:
- Да, кстати, вам, должно быть, все это неинтересно.
И так и не полюбопытствовав, интересно ли это аудитории или
неинтересно, продолжал:
- Вы знаете, недалеко от города Загорска есть такая речушка -
Сергиевская Гать. И вот по обе стороны ее расположены владения совхоза имени
Загорского.
И наврал, потому что такого совхоза нет и в помине.
Евгений Михайлович отломил следующий кусок пюре, помусолил его в
воздухе и положил обратно на тарелку. Он сделал это не потому, что вдруг
перестал быть голоден, а потому, что его перебили, какая-то вздорная
старушка в вечернем платье с ридикюлем времен Раса Маконнена принялась было
объяснять аудитории, что Загорск - это бывшая Троице-Сергиева Лавра.
Евгений Михайлович не стал ждать, пока утихнет возмущенный рокот
осаждающих старушку возгласов.
Он вещал.
- Представьте себе, - говорил он, - на одной стороне речушки живописно
раскинулись бахчи...
- Да ни, бахчи у нас, - перебил Евгения Михайловича солидный писатель в
сером с искоркой костюме. Он был украинцем и вступился за конституционные
права своей республики, в частности за ее самоопределение. Кроме того, он
был навеселе, а так как сидел в кресле и костюм его был сшит плохо, вдобавок
из шерстяного материала, а потому страшно кололся, его так и подмывало
выступить. Он, правда, не затем влез в разговор, чтобы перебить говорившего,
а просто решил, что пауза дадена ему специально для того, чтобы все обратили
внимание на него. Кроме того он, погруженный в свои мысли, вообще ничего не
слышал и решил, что присутствующие здесь собрались для того, чтобы
предложить ему пятнадцатикопеечную монету, которую он долго и безуспешно
искал у себя в пиджаке третий день, чтобы позвонить жене, которая
волновалась о том, как он доехал.
Он настоял на выдаче ему пятиалтынного, после чего царственно удалился.
Потом он долго открывал стеклянную дверь столовой, уронил монету, полез за
ней под стол, ударился, и, наконец, перестав шуметь, удалился.
На этот раз Евгений Михайлович выждал паузу, ровно такую, чтобы в
потухших взорах снова вспыхнул интерес, и продолжал:
- Так вот, на одной стороне реки были поля, а на другой - домики
колхозников и малюсенькая церквушка. Она была давным-давно закрыта, верующих
в селе почти не было, а те, которые и были, предпочитали ездить в Загорск,
благо это не далеко.
Церквушка находилась под охраной государства, и местный отдел культуры,
избалованный Москвой от опеки над большим Загорским ансамблем, совершенно не