"В лабиринте секретных служб" - читать интересную книгу автора (Зиммель Йоханнес Марио)Часть 3. Охота за списками французской агентуры«Однако каким образом сотрудник британской „Секрет Сервис“ мистер Ловой мог очутиться здесь, на окраине Лиссабона? Что ему надо? Не сошел ли я с ума?»—подумал Томас. Он решил провести эксперимент. Изобразив удивление на лице, Томас вежливо обратился к этому человеку: — Как поживаете, мистер Ловой? — Хуже, чем вы, мистер Ливен, — ответил возмущенномужчина, — думаете, мне доставляет удовольствие бегать завами по всему Лиссабону, и вот теперь еще этот удар дверью. Ловой вытер платком пот с лица. На лбу у него вздулась, принимая все большие размеры, огромная шишка красноватого оттенка. «Ага, значит, не я сумасшедший, а мир, в котором я живу», — думал Томас. Он глубоко вздохнул и, прислонясь к телефонной будке, спросил: — Как вы очутились в Лиссабоне, мистер Ловой? — Я был бы вам очень благодарен, если бы вы называли меня мистером Эллингтоном. Под таким именем меня знают в Португалии. Рука руку моет. В таком случае называйте меня Леблан. Именно так называют меня в Португалии. А вы все же не ответили на мой вопрос. Человек, который в настоящий момент назывался Эллингтоном, скептически осведомился: — Вы что, все еще считаете нас, сотрудников секретных служб, за идиотов? Человек, который в настоящий момент назывался Лебланом, вежливо попросил: — Пожалуйста, разрешите мне не отвечать на этот скользкий вопрос. Британский агент подошел вплотную к Томасу: — Послушайте, мы знаем, что непосредственно за вами стоит сам адмирал Канарис. Думаете, в Лондоне не читают немецкие радиограммы? — Я полагал, они зашифрованы. — У нас есть дешифровальные коды. — А немцы имеют соответственно ваши? — спросил Томас и предложил с иронией — Почему бы вам не собраться вместе и не сыграть в дурачка с открытыми картами? — Я знаю, что вы циник, у вас нет ничего святого. Я раскусил вас еще тогда, в 1939 году, в аэропорту. Вы — субъект без чести, без морали, без Родины! — Ах, вот как! — И поэтому я сразу же сказал: дайте мне возможность с ним поговорить. Он понимает только один языки именно этот, — Ловой пошевелил большим и указательным пальцами. — Минуточку, лучше все по порядку. Ответьте мне, как вы очутились в Лиссабоне? Ловой рассказал. Английская секретная служба, действительно, перехватывала все радиограммы, которые майор Лооз направлял по розыску Ливена. Последняя радиограмма содержала указание майору Лоозу последовать за разыскиваемым в Лиссабон. — Я вылетел сразу же специальным рейсом. За два часа до вашего прибытия я прилетел в Лиссабон и следил за вами от аэропорта до этого места. Я полагаю, что человек, сидящий на террасе, — майор Лооз. — Очень тонкое наблюдение, — заметил Томас. — Вы еще лично не знакомы? — Нет. — Боже мой, пойдемте в ресторан, я познакомлю вас, мы вместе поужинаем, разумеется, закажем устрицы. Прекратите болтовню. Мы знаем, что вы ведете двойную игру! Вы владеете черным портфелем с важнейшими документами относительно французской агентурной сети в Германии и Франции. Я не допущу, чтобы эти документы попали к Лоозу. Он предложит вам деньги, много денег. — Ваши слова да Богу бы в уши. — Но я предлагаю даже больше, чем Лооз, — презрительно улыбнулся Ловой, — ведь вас интересуют только деньги, для вас не существует ни чести, ни совести, ни раскаяния. — Так, — сказал Томас, — теперь замолчите. Кто воспрепятствовал моему возвращению в Англию и миру в этойс тране? Кто помог разрушить мою жизнь? Вы и ваши проклятые секретные службы. И после этого вы думаете, что я буду с вами сотрудничать, сэр? — И про себя подумал: «Вот теперь вы все у меня получите по очереди». — Извините мое отсутствие, — проговорил Томас, вернувшись через некоторое время к Лоозу. — Вы встретили знакомого? Я видел вас у телефонной будки. — Одного старого знакомого и вашего конкурента, герр Леманн. На террасе зажглись китайские фонарики, и из глубины бухты все еще звучала радостная песня рыбаков. Легкий ветерок доносился с устья бухты и нагонял облако, принявшее цвет розового перламутра. Лооз нервно переспросил: — Конкурента? — Господин работает на «Секрет Сервис». Лооз стукнул кулаком по столу и крикнул, теряя самообладание: — Вы паршивая собака. — Нет же, — ответил Томас, — нет, Леманн. Если вы небудете вести себя прилично, я оставлю вас здесь одного. Майор взял себя в руки: — Вы немец. Я апеллирую к вашему чувству Родины. — Леманн, последний раз предупреждаю, вы должнывести себя прилично. — Поедемте со мной в Германию. Даю вам честное слово офицера абвера, вам ничего не будет. В честном слове офицера абвера нельзя сомневаться. — Но лучше всего в него не верить, — закончил Томас. Майор проглотил слюну: — Тогда продайте мне черный портфель, я предлагаю за него три тысячи долларов. — Мистер из Лондона предлагает вдвое больше. — А сколько же вы за него хотите? — Глупый вопрос. Столько, сколько я могу за него получить. — Вы субъект без чести. — Да. Это только что констатировал ваш коллега внизу. Цвет лица майора менялся ежесекундно. — Сколько, Леманн, сколько? — Я могу… я должен связаться с Берлином и получитьновые инструкции. — Связывайтесь, Леманн, связывайтесь, и побыстрее. Мой лайнер отплывает через пару дней. — Скажите мне только одно, как удалось вам провезти документы, ведь вы были буквально до кожи обысканы таможенниками. — Я прибег к помощи других лиц, — ответил Томаси с нежностью подумал о Мабель. — Знаете, Леманн, для такого трюка необходима мелочь, на которую вы и вам подобные не способны. — Что конкретно? — Обаяние! — Вы презираете меня, не так ли? — Герр Леманн, я вел счастливую жизнь и был добропорядочным гражданином. Вы и ваши коллеги из Англиии Франции виновны в том, что я сегодня нахожусь здесь. Должен ли я за это вас любить? Я никогда не хотел иметь с вами никаких дел. Где вы остановились? — В отеле «Каса синьора де Фатима». — А я проживаю в «Палац до Эсториал—Парк». Господин из Лондона где-то там же устроился. Спросите вашего шефа, как он оценивает черный портфель, ваш коллега сегодня ночью пошлет такой же запрос своему шефу. Ну, наконец, хватит. Я хочу есть. Ночь была теплой. В открытом такси Томас возвращался в Лиссабон. Он смотрел, как гребни волн, освещаемые лунным светом, накатываются на песок, на роскошные виллы по обеим сторонам дороги, на ананасовые и пальмовые рощи, на здания романтичных ресторанчиков, из которых доносились танцевальная музыка и женский смех. Проехал мимо людного пляжа «Эсториал», сияющего огнями казино, мимо двух больших отелей. «Европа все больше погружается в грязь и пепел, а здесь еще живут, как в раю», — думал Томас. В отравленном раю, в смертельном саду Эдема, набитом рептилиями всех наций, которые жалят и угрожают друг другу. В столице Португалии было место их встречи. Здесь они делались важными, собираясь в стаи, эти господа из так называемой «пятой колонны», эти арлекины черта. В сердце Лиссабона, на шикарной Працо Дон Педро, покрытой черно-белыми квадратами камней, Томас вышел из такси. Уличные столики многочисленных кафе были все еще заняты. Церковные часы пробили 11 часов вечера. И не отзвучали еще удары колоколов, как португальцы и беженцы из Австрии, Германии, Польши, Франции, Бельгии, Чехословакии, Голландии и Дании выскочили из-за своих столов и побежали за угол Працо Дон Педро. Томаса затянуло это море человеческих тел и увлекло за собой. В конце площади располагалось огромное здание газетных издательств. Над крышей на световом табло появились последние известия. Тысячи глаз впились в светящиеся буквы, которые для очень многих являлись решением жизненных вопросов. Томас читал: «ДНВ (немецкое информбюро). Рейхсминистр фон Риббентроп и итальянский министр иностранных дел Чиано, встретившись в Вене в замке Бельведер, окончательно договорились о прохождении венгеро-румынской границы». «УР (английская радиостанция). Германские Люфтваффе продолжают массированные бомбардировки Англии. Тяжелые потери несут Лондон, Ливерпуль и другие города». «ИНС (итальянское информбюро). Массированные налеты итальянских ВВС на Мальту, концентрированные бомбардировки британских баз снабжения в Северной Африке». Томас, обернувшись назад, посмотрел на лица людей. Он увидел мало равнодушных, но очень много испуганных и измученных, потерявших надежду, преследуемых людей. По пути в отель Томаса остановили три раза. Это были прекрасные юные девушки: венка, парижанка и пражанка. Самой молодой, почти ребенку, которая выглядела, как мадонна, он дал денег и пожелал счастья. Девушка успела сказать ему, что она испанка, бежала из франкистской Испании. Опьяняюще пахли цветы в холле шестиэтажного отеля, сам холл которого казался экзотическим садом. Томас чувствовал на себе внимательные, недоверчивые, тревожные, ожидающие взгляды людей. Здесь слышались почти все европейские языки. Но это были не обездоленные, пострадавшие и потерявшие надежду эмигранты, а секретные агенты, мужчины и женщины, которые в роскоши и неге исполняли общее дело во имя своих отечеств. Вступив в свои апартаменты, Томас почувствовал мягкие руки, обвившие его голову, и уловил запах косметики, употребляемой Мабель Хастингс. Костюм юной стюардессы состоял только из жемчужного ожерелья. — Ах, Жан, наконец-то. Как я тебя ждала, — она стала нежно его целовать. Он деловито осведомился: — Где черный портфель? — Депонирован в сейфе отеля, как ты меня просил потелефону. — Отлично, тогда мы будем говорить только о любви. На следующее утро в 8 часов 30 минут Мабель Хастингс вылетела в Дакар. В это же утро, в 10 часов, Томас приступил к осуществлению своей мести мучителям из германской, английской и французской разведок. В самом большом книжном магазине города на авенида да Индия появился элегантно одетый господин и поинтересовался планами немецких и французских городов. Такие планы имелись в «Бедекере» и в отдельных изданиях 1935 года. Купив их, Томас отправился на главный почтамт. Его шарм, искусство убеждать покорили пожилую чиновницу, и она предоставила Томасу на один час телефонные книги пяти немецких и четырнадцати французских городов. Главный почтамт Лиссабона располагал полным комплектом телефонных справочников всех европейских городов. Из этих книг Томас выписал 120 имен и адресов. На Рио до Августа он купил пишущую машинку и бумагу. Затем, возвратясь в отель, взял у портье черный портфель и направился в свои апартаменты. Перед его окнами располагался парк со сказочными растениями, фонтанами и попугаями. Томас заказал кельнеру томатный коктейль и принялся за работу. Он открыл черный портфель. В нем находились шесть машинописных листов бумаги, а также чертежи новой военной техники: тяжелого танка, огнемета и истребителя-бомбардировщика. «Самое лучшее было бы сразу выбросить техническую документацию в клозет, — подумал Томас, — но ведь майор Дебре знает о ней и сразу же обратит внимание на ее отсутствие. А вот господа Лооз и Ловой о ней не знают. Они хотят получить списки агентуры». Он посмотрел на машинописные листы. На них были фамилии и адреса сотрудников «Второго бюро», агентов в Германии и во Франции, всего 117 человек. После каждой фамилии и адреса стояли пароль и отзыв. С первым надо обратиться к агенту, вторым он должен ответить. Только после обмена ими можно было быть уверенным в том, что перед тобой агент, а не постороннее лицо. Томас прочитал первые строки: Виллибальд Лор, Дюссельдорф, Седанштрассе, 34 — пароль: «Не видели ли вы серого карликового пуделя с красным ошейником?», отзыв: «Нет, но в Листенбройхе продается мед»; Адольф Майер, Берлин-Грюневальд, Бисмаркштрассе, 145 — пароль: «Не ваши ли голуби сидят на медной крыше садового домика?», отзыв: «Не размахивайте руками, ваш гардероб не в порядке». И так далее. Томас покачал головой и вздохнул, затем вставил лист бумаги и развернул план Франкфурта-на-Майне. Из мюнхенской телефонной книги он выбрал фамилию Фридрих Кессельхут. Напечатал ее и склонился над планом Франкфурта-на-Майне. «Выберем, пожалуй, Эрлен-штрассе», — думал он. Это была короткая улица. Томас посмотрел на масштаб плана. «Сколько домов могло быть на этой улице? — прикидывал Томас. — 30–40, но не более 60». Он напечатал под фамилией Кессельхута, Франкфурт-Майн, Эрленштрассе, 77. Пароль: «Блондинка или брюнетка маленькая продавщица у Фехенхайма?», отзыв: «Вы должны гарцские котлеты быстрее есть, они дурно пахнут». Так, следующий. Пауля Гигенхаймера из Гамбурга Томас переселил в Дюссельдорф в дом 51 на улице Рубенштрассе. Пароль: «Джону Голсуорси было 66 лет». Отзыв: «Мы должны вернуть наши колонии». «Так, второй тоже есть, осталось 115,— подумал Томас, — и эту глупость я должен печатать три раза. Для Ловоя, Лооза и Дебре. Хорошенькая работа! Но она будет великолепно оплачена». Он продолжал печатать еще полчаса. Вдруг у него в голове промелькнула ужасная мысль. Он подошел к окну и стал смотреть в парк. «Проклятье, — думал Томас, — так не пойдет. Я рассчитывал заменить списки, потому что настоящие принесли бы многим людям горе, независимо от того, в чьи руки они попадут: в руки немцев, англичан или французов. Вместе с тем мне хотелось отомстить всем идиотам, которые испортили мою жизнь. Но мщу ли я им таким образом? Препятствую ли я новой несправедливости? Если англичане или французы начнут работать с моим списком, они быстро обнаружат липу. Это было бы прекрасно! Но немцы! Предположим, что имеется однофамилец мюнхенского Кессельхута во Франкфурте, тогда гестапо арестует всех Кессельхутов и начнет их пытать. А это ведь первая фамилия в списке, в котором еще 116 фамилий. Может быть, господа и из этих секретных служб поймут, что я их обманул, и выбросят мои списки? Но после того, что мне пришлось пережить, я не могу в это поверить. Однако 3 сентября за списками явится Дебре. Что же мне делать?» Зазвонил телефон. Томас отвлекся от своих мыслей и взял трубку. Он закрыл глаза, услышав знакомый голос: — Это Леманн. Я переговорил с известным вам господином. Итак, шесть тысяч. — Нет, — ответил Томас. — Что «нет»? — тревога звучала в голосе майора из Кёльна. — Вы уже продали? — Нет. — Так что же? Томас задумчиво посмотрел на лист бумаги, лежавший в машинке: — Я еще веду переговоры и приму ваше предложениево внимание. Позвоните, пожалуйста, завтра. «Фрица Лооза я должен записать в мой список», — подумал он раздраженно. Затем собрал все бумаги в портфель и отнес его портье, который спрятал его в сейф. Томас хотел совершить прогулку и подумать, как решить стоявшую перед ним проблему. Он должен, обязан ее решить! В холле он увидел агента Ловоя. Шишка на его лбу стала еще больше. Ловой вскочил с кресла и подошел к Томасу. Глаза британца хищно блестели: — Как с портфелем? Я его отчетливо видел. — Я веду еще переговоры. Спросите меня завтра. — Послушайте, я предлагаю вам значительно больше, чем ваши наци. — Да, да, хорошо, — проговорил Томас и, погруженныйв свои мысли, вышел на солнечную улицу. На авениде да Либердаде он остановился. По ней шла похоронная процессия. Полиция перекрыла движение. Прохожие снимали шляпы. Слышны были молитвы, пахло ладаном. Вдруг послышался смех. Смеялся молодой господин, бестактно нарушая торжественную тишину. — Грязный иностранец, — старая женщина плюнула Томасу под ноги. — Да, мамаша, да, — сказал он и, зажав зонтик рукой, поспешил на главный вокзал. В зале ожидания Томас подошел к газетному киоску с иллюстрированными изданиями всех стран мира. Черчилль и Гитлер, Геринг и Рузвельт мирно висели рядом в окружении обнаженных девиц и молодцев. — Газеты, пожалуйста, — попросил Томас, еле переводя дыхание, — все французские и все немецкие. — Но они позавчерашние. — Ничего, давайте что есть и даже все старые. — Вы что, пьяны? — Трезв, как стеклышко, быстрее, папаша! Старик пожал плечами и продал весь завалявшийся остаток старых номеров «Рейха», «Фолькишер Беобахтер», «Берлинер Цайтунг», «Дойче альгемайне Цайтунг», «Мюнхенер нойстен Нахрихтен», «Ле Мартин», «Ловре», «Ла Петит Паризьен», «Пари Суар» и старые номера девяти французских провинциальных газет. С пачкой газет вернулся Томас в отель и заперся в своем номере. Он изучал газеты, но только последние страницы, где помещались некрологи. Много людей умирало ежедневно в Кёльне, Берлине, Париже, Тулузе и других городах. Мертвым гестапо было не страшно. Томас начал печатать. Работа захватила его целиком. Теперь он мог со спокойной совестью записывать даже настоящие адреса и имена… умерших граждан. 2 сентября 1940 года в магазине кожаных товаров на авениде Дуаче Пачеко наш герой купил два черных портфеля. Перед обедом он появился с черным портфелем в элегантном салоне сеньора Дос Сантоса. Хозяин салона, один из лучших портных Лиссабона, поспешил ему навстречу и, дружески улыбаясь, пожал руку. В примерочной с розовыми шелковыми обоями Томас встретил майора Лооза, на котором был прекрасно сшитый костюм из темной фланели. — Слава Богу, — произнес майор Лооз, увидя входящего Томаса. В течение трех дней Томас изматывал ему нервы. Он встречался с ним повсюду — в барах, холлах отелей, на пляжах. И все время уклонялся от прямого ответа. В такую же игру Томас играл с англичанином Ловоем. Обоим он говорил, что его конкурент предлагает все большеи больше. В результате сумма достигла 10 тысяч долларов. На ней Томас решил остановиться. — До вашего отъезда, — говорил он им, — факт покупки должен строжайшим образом скрываться. Иначе это будет стоить вам жизни. Передача должна состояться в надежном месте. Лооз выбрал примерочную сеньора Дос Сантоса. При этом он заявил: — Отличный парень, в его салоне портной сошьет вам в три дня безупречный костюм из лучшей английской ткани. — Лооз коснулся рукой рукава своего костюма. — Пощупайте-ка! — Действительно, отлично. — Мы заставим здесь всех работать! — А кого — всех? — Всех агентов, которые живут в Лиссабоне. — И вы называете это заведение надежным местом? Лооз был в восторге от собственной предусмотрительности. — Именно так. Неужели вы не понимаете? Никто из моих коллег не может даже подумать, что я нахожусь здесь по службе! Кроме того, я дал Хозе 100 эскудо. — А кто такой Хозе? — Закройщик. Нам никто здесь не помешает. — Деньги при вас? — Конечно. А списки? — В этом портфеле. Затем майор Лооз рассматривал шесть листов с 117 фамилиями и адресами, а Томас—конверт с 200- и 50-долларовыми банкнотами. Казалось, обоим нравилось это занятие. Майор пожал руку Томасу: — Мой самолет вылетает через час, старина. Я вас действительно полюбил, желаю счастья. Возможно, мы увидимся. — Надеюсь, нет! — Ну, тогда хайль Шики! — Лооз поднял правую руку. — Не понял. — Так говорят сотрудники нашей миссии в Лиссабоне. Ведь парень имел фамилию Шикльгрубер, а ребята здесь настоящие камерады. Вы должны с ними ближе познакомиться. — О, нет, спасибо. — Они не нацисты! Разумеется, — ответил Томас, — приятного путешествия, герр Леманн. Передавайте привет герр адмиралу. «В силу особого политического положения Португалии, журнал „Новости дня“ не демонстрируется», — гласило объявление в фойе кинотеатра «Одеон». Однако показывался немецкий фильм «Крещение огнем». Томас встретился с Ловоем в одной из лож этого кинотеатра на дневном сеансе. В то время как на экране немецкие «Штукас» бомбили Варшаву, черный портфель и 10 тысяч долларов поменяли своих хозяев. Под грохот разрыва бомб, рушившихся домов и немецких маршей Ловой, стараясь перекричать шум, орал в ухо Томаса: — Собственно, место встречи нашел я. Мы можем здесь спокойно разговаривать. — Когда вы летите в Лондон? — Сегодня вечером. — Приятного полета. — Что? — Я сказал—приятного полета, — прокричал Томасему в ухо. Подлинные списки он разорвал и спустил в канализацию. В черном портфеле, хранящемся в сейфе портье, лежал третий экземпляр списка агентуры с фальшивыми адресами и фамилиями, ожидая майора Дебре, который в это время находился в Мадриде. 3 сентября он рассчитывал прибыть в Лиссабон. Они с Томасом договорились встретиться в казино «Эсториал», начиная с 3 сентября в 22 часа каждого вечера. «Теперь надо провести майора Дебре, — думал Томас, — а затем затаиться до 10 сентября в одном из маленьких пансионатов». 10 сентября отплывал лайнер «Генерал Кармона». «До этого времени мне лучше всего никому не показываться на глаза, — размышлял наш герой, — господа из Берлина могут понять, какую шутку я сыграл с ними. То, что майор Дебре установит подделку документов, маловероятно, так как он полетит сразу же в Дакар. Но в ближайшем будущем он тоже разочаруется во мне. Бедный парень. Он мне очень понравился, но я не могу поступить иначе. Будь Дебре в моем положении, он бы сделал то же. Уверен, Жозефина, как женщина, меня поймет». — Мадам, месье, ставок больше нет! Крупье элегантным движением бросил маленький белый шарик в крутящийся котел. Шарик покатился навстречу движению. Как загипнотизированная, смотрела на его бег дама в красном вечернем туалете, сидевшая рядом с крупье. Ее руки дрожали над несколькими жетонами. Она была очень бледна и очень красива. На вид не более 30 лет, черные волосы были собраны узлом на голове и выглядели как кепи, ее губы выдавали страстную натуру, горящие черные глаза подчеркивали это. Около часа Томас наблюдал за ней, сидя за стойкой огромного бара большого игорного зала, потягивая виски. Свет люстр освещал дорогие картины на стенах, громадные зеркала в золотисто-белых рамах, толстые ковры, слуг, господ в смокингах, обнаженные плечи женщин, крутящуюся рулетку и катящийся шарик. Шарик остановился. — Зеро, — объявил крупье около дамы в красном. Она проигрывала уже в течение часа, проигрывала целое состояние. Трясущимися пальцами дама зажгла сигарету, открыла вечернюю сумочку и кинула деньги крупье, который разменял их на фишки. Дама в красном продолжала игру. За многими столами шла игра, в зале находилось много красивых женщин. Однако Томас смотрел только на нее одну. Самообладание и азарт, хорошие манеры и страсть к игре этой дамы возбуждали Томаса. — 27, красное, нечетное, — крикнул крупье. И снова дама в красном проиграла. Томас перевел взгляд на бар. Бармен, взбивая коктейли, смотрел на даму с сочувствием. — Кто эта дама? — спросил Томас бармена. — Сумасшедший игрок. Как вы думаете, сколько она уже проиграла? Очень, очень много! — Как ее зовут? — Эстрелла Родригес. — Замужем? — Вдова. Ее муж был адвокатом. Мы называем ее консульшей. — Почему? — Она консул какой-то банановой республики в Южной Америке. — Спасибо. — 5, красное, нечетное! И снова консульша проиграла. У нее осталось только семь фишек. Тут Томас услышал за спиной голос: — Месье Леблан? — Он медленно повернулся. Перед ним стоял маленький толстый мужчина с красным лицом, покрытым потом. Он говорил по-французски. Вы месье Леблан, не правда ли? — Да. — Идите за мной в туалет. — Зачем? — Я должен вам кое-что сказать. «Проклятье, мои документы! Кто-то из этих собак почуял обман, но кто? Ловой или Лооз?» — Говорите здесь, — вслух произнес Томас. Коротышка зашептал ему в ухо: — Майор Дебре в Мадриде, у него неприятности. Полиция отобрала у него паспорт и запретила выезд из Испании. Он просит вас изготовить и выслать ему фальшивый паспорт. — Откуда я возьму паспорт? — Но ведь в Париже у вас была куча паспортов. — Я их все роздал. Коротышка, казалось, не слушал Томаса. — Я сунул конверт в ваш карман, в нем фотография майора Дебре и мой адрес в Лиссабоне, по нему вы принесете паспорт. — Для начала его надо иметь. Малыш нервно посмотрел на Томаса. — Я должен отсюда исчезнуть. Сделайте все, что вы можете. Позвоните мне. — Послушайте! — крикнул Томас, но коротышка уже скрылся. «Боже мой! Одни заботы и неприятности! — подумал он. — Что же мне делать? Дебре приятный человек. Я могу доставить ему служебные неприятности, но я не могу бросить его в беде». Взгляд Томаса скользнул по даме в красном. В этот момент она, бледная и очень расстроенная, поднималась из-за стола. Было ясно, что она все проиграла. Вот тут-то Томаса и осенила идея. Через 10 минут он уже сидел с Эстреллой Родригес за прекрасно сервированным столом в ресторане казино. Маленький женский оркестр играл мелодии Верди. Три официанта исполняли поистине балетные номера, подавая «печень по-португальски». — Великолепно, особенно соус, — похваливал Томас, — вы не находите, мадам? — Очень вкусно. — Это благодаря томатному соку. Что-нибудь не так, мадам? Почему? Вы так строго посмотрели на меня. Полная достоинств консульша ответила: — Месье, я не хотела бы, чтобы вы впали в какую-нибудь ошибку. Моим убеждениям противоречит принимать приглашения от незнакомых господ. — Мадам, джентльмен чувствует, когда он видит перед собой даму. Не забывайте, что я буквально принудил вас поужинать. Консульша вздохнула и посмотрела на Томаса уже скорее сентиментально. «Давно ли умер ее супруг?» — думал Томас. — В момент нервного расстройства и душевной тревоги надо обязательно есть что-нибудь калорийное. Вы, извините, много проиграли? — спросил он. — Очень, очень много. — Вы не должны играть, мадам, еще пару месяцев. Дама, которая выглядит так, как вы сейчас, должна проигрывать. И это естественно. — Ах! — Декольте на платье Эстреллы выдавало ее волнение. — Вы вообще не играете, месье Леблан? — В рулетку нет. — Счастливец. — Я банкир. Игра, на которую я не могу влиять умом, мне скучна. Прекрасная Эстрелла вдруг заговорила страстно и нервно: — Я ненавижу рулетку, я ненавижу себя, когда играю! Томаса все больше захватывала эта женщина. То она кротка, как лань, то в ней пробуждается яростная тигрица. — Я ненавижу в этом мире рулетку и немцев. — Простите, не понял. — Рулетку и немцев, — повторила красавица. — А! — Вы француз, месье Леблан, поэтому, я думаю, выменя поймете. — Безусловно, мадам, безусловно, а почему, собственно говоря, вы ненавидите немцев? — Мой первый муж был немцем. — Я понимаю. — К тому же директором игорного банка. Надеюсь, мне не надо дальше продолжать? — «Какой-то сумасшедший оборот беседы», — подумал Томас и сказал: Конечно, не надо. Нечто доставило бы мне большее удовольствие. — А именно? — Финансировать вашу игру в течение вечера. — Месье Леблан… — Если вы выиграете, мы разделим. — Нет. Это полностью исключается. Я вас, вообще, незнаю, — начала было консульша и тут же замолчала. Наступила маленькая пауза. Спустя несколько минут она вновь заговорила: — Хорошо, мы можем попробовать, но при условии, что разделим выигрыш, если я выиграю. — Само собой разумеется. Глаза Эстреллы начали загораться, дыхание стало прерывистым, щеки порозовели: — Где же десерт? Ах, я так взволнована, я чувствую совершенно точно: теперь я выиграю, я хочу выиграть. Час спустя темпераментная дама проиграла 20 тысяч эскудо, или 3 тысячи немецких рейхсмарок. Похожая на Марию Магдалину, потрясенная, она подошла к Томасу, сидевшему в баре. — О Боже, как мне стыдно! — Но почему же? — Я не могу сейчас вернуть вам деньги, их у меня нет. — Рассматривайте их как подарок. — Невозможно. В этот момент она выглядела, как ангел мести, изваянный из мрамора. — За кого вы меня принимаете? Кажется, вы ошиблись во мне, любезный месье! Будуар был полуосвещен лампочками под красными абажурами. На маленьком столике стояла фотография серьезного господина с большим носом в пенсне. Пожелтевший от времени адвокат Педро Родригес в маленьком формате поглядывал из серебряной рамки на свою вдову. — Ах, Жан, я так счастлива! — И я, Эстрелла, сигарету? — Дай я докурю твою. Он дал ей докурить и, погруженный в мысли, смотрел на прекрасную женщину. Полночь была далеко позади. В огромной вилле Родригес царила тишина. Слуги спали. Она подвинулась к нему и погладила его. — Эстрелла, любимая… Да, мое сердце. — У тебя много долгов? — До сумасшествия много. Вилла заложена, драгоценности тоже. Я все надеюсь выиграть и все выкупить. Томас посмотрел на фотографию. — Он много тебе оставил? — Небольшое состояние… Эта проклятая, чертова рулетка. Как я ее ненавижу! — И немцев? — Да, и немцев. — Скажи, дорогая, интересы какой страны ты представляешь? — Коста-Рики. А почему тебя это интересует? — Ты когда-нибудь выдавала костариканский паспорт? — Нет. — Но, вероятно, это делал твой муж. — Да, он выдавал. Знаешь, с начала войны к нам никто не приходил. Я думаю, в Португалии не осталось ни одного костариканца. — Любимая, но в доме, наверное, осталось несколько формуляров паспортов? — Я не знаю. Когда Педро умер, я все бланки паспортов, штампы, печати сложила в чемодан и отнесла начердак. Почему это интересует тебя? — Эстрелла, дорогая, потому, что я охотно выдал бы один паспорт. — Паспорт? — Или несколько паспортов. — Жан, ты шутишь? — Нет, совершенно серьезно. — Что ты за человек? — В основе неплохой. — Но что мы должны делать с паспортами? — Мы можем их продать, прекрасное дитя. Здесь достаточно покупателей. И они много заплатят, а с деньгами ты смогла бы… Надо ли продолжать? — О! — воскликнула Эстрелла. Она долго думала. Затем спрыгнула с кровати и отправилась в ванную. Когда она вышла, на ней был халат. — Одевайся! — Что ты хочешь, мое сокровище? — Отправиться на чердак. Чердак был большой и захламленный. Эстрелла осветила его карманным фонариком, и Томас извлек из-под старого ковра деревянный сундук, крепко ударившись при этом головой о балку. Склонившись над сундуком, они вместе открыли крышку. Формуляры, книги, штемпеля, печати и паспорта лежали в нем беспорядочной грудой. Дрожащими пальцами Эстрелла взяла один, другой и начала их перелистывать. Все паспорта без исключения были старыми, покрыты пятнами, фотографии мужчин были крепко приклеены, страницы покрыты бесчисленными штемпелями и пограничными отметками. Срок действия их давно истек. Глубоко разочарованная Эстрелла произнесла: — Ни одного нового паспорта, все старые и просроченные. С ними мы ничего не сможем предпринять. — Напротив, — возразил Томас и поцеловал ее, — старые недействительные паспорта самые лучшие. — Я не понимаю. — Это очень просто, — ответил Томас Ливен, он же Жан Леблан. Тогда он не чувствовал, что судьба готовит ему новые приключения, удары и опасности. Открыв крышку сундука, он выпустил джинна из бутылки. Размеренным шагом с соломенной шляпой на голове, с большой кожаной папкой двигался 4 сентября 1940 года молодой элегантный господин по лабиринту Альфомы, старой части Лиссабона. В крошечных кривых переулках со старыми дворцами в стиле рококо, выложенными разноцветной плиткой домами горожан играли босые, грязные дети, дебатировали смуглолицые мужчины и спешили женщины на рынок, держа на голове корзины с рыбой и овощами. Белоснежное белье сушилось на бесчисленных веревках. Черные железные решетки блестели на высоких окнах. Отовсюду, где между стен были проемы, открывался вид на протекавшую невдалеке реку. Элегантный молодой человек зашел в мясную лавку и купил солидный кусок телячьего филе. В лавке напротив он попросил продать бутылку красного вина, оливковое масло, бутылку мадеры, муку, яйца, сахар и всевозможные приправы. На сверкавшем тысячью красок рынке он купил фунт лука и две великолепные головки салата. Перед рыночными торговками мужчина снимал шляпу и прощался с ними с обворожительной улыбкой. Нагруженный покупками, он прошел по узкой и темной Рио до Поко дель Негрос во двор одного из полуразвалившихся домов. Слепой певец сидел в солнечном углу двора, перебирая струны гитары, и пел высоким голосом. Томас положил монетку в шляпу певца и обратился к нему на португальском языке: — Добрый день, скажите, пожалуйста, где живет Ренальдо—художник? — Вы должны пройти во второй подъезд. Ренальдо живет на самом верху. — Большое спасибо, — сказал Томас, вежливо помахивая шляпой. Он поднялся по лестнице. На верхнем этаже было две двери, на одной из них он прочитал: «Ренальдо Перейра». Томас постучал сначала тихо, потом громче. Никто не отзывался. Тогда он нажал на ручку, и дверь со скрипом отворилась. Через темную переднюю Томас прошел в большую мастерскую. Лучи солнца падали на дюжину портретов, стол, заваленный красками, кистями и бутылками, на пепельницы, полные окурков, и человека лет тридцати, совершенно голого, лежащего на кушетке. Он крепко спал. Густые черные волосы на голове, темные бакенбарды на бледных впалых щеках и борода придавали ему сходство с изображением на одной из картин. Около кушетки валялась бутылка из-под коньяка. — Перейра! — крикнул Томас. Бородач не реагировал. — Перейра! — еще раз крикнул он. Но спавший только громче захрапел и перевернулся на другой бок. — Ну что же, — проговорил Томас, — тогда мы примемся за приготовление обеда. Через час художник Ренальдо Перейра проснулся. Солнце светило ему прямо в лицо. Из кухни слышался шум и распространялся интенсивный запах лукового супа. Ласковым голосом он позвал: «Хуанита!.. — Затем встал, надел брюки, рубашку и направился к кухне. — Хуанита, сердце мое, жизнь моя, ты вернулась?» С этими словами он открыл кухонную дверь. У плиты стоял мужчина, которого он никогда не видел, повязанный старым фартуком, с засученными рукавами, он готовил еду. — Добрый день, — сказал незнакомец и дружески улыбнулся, — наконец проснулись? Художник начал вдруг дрожать, нащупал кресло и тяжело в него упал. — Проклятый алкоголь, — простонал он, — вот куда уже зашло. Томас налил стакан красного вина и подал его Ренальдо, положив при этом отечески обе руки ему на плечи, и слегка встряхнул. — Не волнуйся, Ренальдо, это еще не белая горячка. Я из мяса и крови. Меня зовут Жан Леблан. Выпей-ка глоточек, надо это сделать для улучшения состава крови, а затем мы как следует пообедаем. Художник выпил, облизал губы и спросил: — Что вы делаете в моей кухне? — Готовлю луковый суп, телятину в соусе из мадеры. — Вы сумасшедший? — А на десерт яичное пирожное. Я знаю, что вы голодны, а вам надо иметь крепкие руки. — Зачем? — Для того, чтобы после обеда сделать мне фальшивый паспорт, — мягко ответил Томас. Ренальдо вскочил, схватив сковородку. — Вон отсюда, проклятый шпик, или я разобью тебе голову. — Ну зачем же так, вот письмо для вас, — Томас вытерруки, вынул из внутреннего кармана пиджака конверти передал его художнику. Он разорвал его, вынул лист и прочитал. — Вы знаете Луиса Тамиро? Откуда? — Наши жизненные пути пересеклись вчера в ресторане «Эсториал». Маленький толстый Луис сообщил мне, что один мой старый друг находится в Мадриде в опасности. У него отобрали паспорт, поэтому ему необходим другой и как можно скорее. Луис Тамиро рекомендовал вас как настоящего, первоклассного художника. Ренальдо покачал головой. — Мне очень жаль, но ничего не могу сделать. Я так жесказал и Хуаните, моей жене. Знаете… — И она вас бросила потому, что вам сейчас плохо. Женщина, которая бросила мужа в беде, когда ему плохо, не стоит даже доброго слова. Увидите, она прибежит обратно, как только у вас появятся деньги. — Деньги, откуда? — Я их вам дам. Ренальдо почесал бороду и покачал головой. — Послушайте, сейчас война. Чтобы сделать паспорт, надо иметь бумагу с водными знаками, изготовленную специально для паспортов. — Все это я знаю сам. Но такую бумагу не достанешь. Можно подделать старый паспорт. А где его взять? Пробуя соус, Томас ответил: — Напоить или избить до потери сознания и забрать паспорт для того, чтобы его подделать. — Правильно. Но я этого делать не буду. Если я несмогу честно подделывать, то вообще не буду этим заниматься. Я пацифист. — Как и я, — ответил Томас. — Посмотрите на подоконник. Там лежит небольшой презент для вас. Ренальдо с трудом поднялся и подошел к окну. — Что это? — Это четыре просроченных костариканских паспорта. Три из них принадлежат вам, а четвертый подделайте для меня. Художник взял один из паспортов и посмотрел на Томаса с боязливым удивлением. — Откуда у вас эти паспорта? — Нашел сегодня ночью. — Вы нашли сегодня ночью четыре костариканских паспорта? — Нет… Я нашел сегодня ночью не четыре, а сорок семь паспортов, — продолжал Томас, доставая из плиты луковый суп. — Обед готов, Ренальдо! А про себя он подумал: «Как хорошо, что моя прекрасная консульша сохранила старые паспорта. Теперь я останусь у Ренальдо и научусь подделывать их». Четыре открытых паспорта лежали на рабочем столе у окна. С их страниц смотрели фотографии четырех костариканских граждан: один толстый, старый, другой молодой, третий в очках, четвертый с усами. Рядом лежали четыре фотокарточки майора Дебре из французской разведки, который ожидал с нетерпением помощи в Мадриде. Обед окончился. В своем белом халате Ренальдо выглядел как знаменитый хирург, который подготавливается к решительному разрезу. Он тихо говорил Томасу: — Вы лично знаете человека в Мадриде, знаете, как он выглядит. Рассмотрите фото на четырех паспортах, прочтите описание личности. Скажите мне, какое ближе к вашему другу, тогда я возьму этот паспорт с тем, чтобы в него меньше вносить изменений. — Тогда, пожалуй, вот этот, — Томас показал на второй слева на имя Рафаэло Пунтаререса. Паспорт был выдан 8 февраля 1934 года. На его страницах было множество виз и пограничных отметок разных стран. Только несколько страниц оставались еще чистыми. По этой причине торговец Пунтаререс не стал его продлевать, а получил у консула своей страны Педро Родригеса новый паспорт. Томас продолжал: — Описание внешности в целом подходит к моему другу, вот только цвет волос и глаз у него другой: волосы черные, а глаза голубые. — Тогда мы должны изменить в паспорте цвет волоси глаз, заменить фотографию, поставить на нее новыйштемпель, продлить срок годности, изменить даты и в пограничных отметках, и в визах. — А фамилию Пунтаререс? — Долго ли пробудет ваш друг в Лиссабоне? — Нет. Он сразу же вылетит в Дакар. — Тогда не надо менять фамилию. — Но в этом случае ему понадобятся португальская транзитная виза через Лиссабон и въездная виза в Дакар. — Ну и что? У меня полный шкаф штемпелей, пожалуй, самая большая коллекция в Европе. Поставить визы в паспорт—это мелочь. И, тихо напевая, Ренальдо принялся за работу. Он взял металлический стержень, насаженный на деревянную рукоятку, похожий на сапожное шило, и просунул его в отверстие на фотографии, обрамленное металлом. Затем перочинным ножиком начал осторожно отгибать на другой, обратной странице паспорта закраины металлического кольца. При этом Ренальдо объяснял: — Вначале нада отделить фото для того, чтобы случайноне повредить при дальнейшей работе оттиск мастичной печати на фотокарточке. Послушайте, а ваш луковый суп великолепен. Томас безмолвно сидел у окна, чтобы не отвлекать мастера от работы. Две кнопки крепко удерживали фото Пунтаререса. Понадобилось 45 минут, чтобы их отделить. Затем Ренальдо осторожно вынул стержень и снял с него металлический кружок. После этого он включил электроплитку, положил на нее обложку книги, а сверху паспорт. — 10 минут надо подогревать. Мы называем это пробудить паспорт к новой жизни. Бумага становится мягкой, эластичной, быстрее впитывает в себя жидкость, что облегчает дальнейшую работу, — пояснил художник. Выкурив сигарету, он пинцетом осторожно приподнял угол фотографии, свободный от оттиска печати, и смочил бумагу под ней остропахнущей жидкостью, которую он наносил тоненькой кисточкой. «Кисточка должна быть из волоса куницы», — сказал Ренальдо. После пятиминутной работы фотокарточка была снята. Затем он положил паспорт под сильную укрепленную на столе лупу. Другой кисточкой нанес капельку жидкости, похожей на воду, на точку в конце текста, описывающего приметы владельца паспорта. «Теперь мы займемся обработкой соединительных линий в буквах», — объяснил он. Ренальдо удалил все соединительные линии на одной странице, рассматривая их как сумму точек. Потом взялся за основные линии букв, смазывая их с обоих концов к середине таинственной жидкостью. После двухчасовой работы Ренальдо удалил все ненужные данные и даты в визах, пограничных отметках, а также срок годности паспорта. После чего мастер отдыхал 30 минут. Томас приготовил ему кофе. Через 10 минут он смазал все те места, на которые наносилась жидкость, удалившая чернила, яичным белком, а затем покрыл их бесцветным художественным лаком. Бумага приобрела свой первоначальный вид и цвет. Ренальдо взял ранее снятую фотокарточку торговца Пунтаререса, обернул ее тонкой прозрачной бумагой и приклеил слегка, чтобы не скользила, на старое место на паспорте. Затем карандашом прорисовал видневшуюся на фото часть мастичной печати. Взял одну из фотографий майора Дебре, обрезал ее таким образом, чтобы она осталась немного больше фотографии торговца Пунтаререса, положил на нее копировальную бумагу, цвет которой в точности соответствовал цвету мастичной печати на паспорте. Затем снял прозрачную бумагу с прорисованной частью печати с фото коммерсанта и наложил ее на фото разведчика, прикрепив последнее слегка к паспорту. Затем карандашом вновь прорисовал эту часть печати, которая через копирку перешла на фото разведчика. Фотография майора Дебре была готова. Специальными сапожными щипцами Ренальдо прикрепил к паспорту теми же кнопками фотографию Дебре. Проделав эту работу, он вписал в него новые даты и другие данные и проставил португальскую транзитную и дакарскую въездную визы. Паспорт был в порядке. Томас восторженно зааплодировал. Мастер поклонился с достоинством. — Всегда готов к услугам для выполнения такого рода работ, — сказал он. Томас пожал ему руку. — Я пришлю вам прекрасную клиентку, уверен, что вы поймете друг друга, — сказал он ему на прощание. Над крышей здания издательства на улице Працо Дон Педро бежали строчки световой газеты. Тысячи глаз, полные напряжения, страха и надежды, следили за горящими словами. «(УР) Мадрид. Здесь упорно распространяются слухи о секретных испано-германских переговорах. Вермахт якобы требует пропустить его через Испанию, чтобы атаковать Гибралтар и закрыть таким образом Средиземное море для кораблей противника. Франко решил сохранять нейтралитет. Британский посол предупреждает со всей решительностью Испанию. Антианглийские демонстрации в Барселоне и Севилье…» Два человека сидели за столиком кафе под сенью деревьев. Маленький, толстый Луис Тамиро листал изготовленный сегодня паспорт, восхищенно приговаривая: — Великолепная работа! — Когда вы вылетаете? — Через два часа. — Передавайте привет майору Дебре. Он должен поторопиться. Через пять дней отплывает мой корабль. — Надеюсь, он успеет к этому времени. — Как это понять? — спросил Томас Ливен. Луис Тамиро озабоченно сосал свою тонкую бразильскую сигару. — Испанцы нейтральны, но они предоставляют немецкой агентуре полную свободу действий. Три немецких «туриста» следят день и ночь за майором, они ходят за ним по пятам. Работают в три смены по восемь часов. Майор знает об этом. Эти парни живут в том же отеле, что и он сам. Их имена: Лефнер, Вайзе и Харт. — В чем же дело? — С той поры, как у Дебре отобрали паспорт, ему запрещено покидать Мадрид. Немцы знают, кто он на самом деле, но не могут это доказать испанцам. Кроме того, немцы хотят узнать, что делает майор в Мадриде, и в случае, если он покинет город, это явится достаточным мотивом для его ареста. Ну, а если испанская полиция засадит его в тюрьму, немцам будет легко увезти его в Германию. Тогда он должен скрыться от наблюдения. — Да, но как? Они только и ждут момента, когда он попытается это сделать, чтобы передать его властям. Томас с любопытством посмотрел на своего собеседника. — Скажите, Тамиро, кто вы по профессии? Тамиро вздохнул. — Я занимаюсь всем, что запрещено: торговлей живым товаром, контрабандой оружия, наркотиков. Все за деньги. В свое время я был в Мадриде ювелиром. — И что же? — Гражданская война меня разорила. К тому же возникли политические осложнения. Нет. Нет! С меня довольно. Теперь у меня на все установлена твердая цена. Томас тихо спросил: — Знакомы ли вы в Мадриде с несколькими людьми, которые думают так же, как и вы? — Со множеством. — Вы сказали, что все имеет свою цену? — Конечно. Томас смотрел на горящие буквы световой газеты. — Послушайте, Луис, сколько бы стоило небольшое народное волнение? — О чем вы? Томас рассказал ему. — Ах! — С криком проснулась изящная черноволосая Эстрелла Родригес, когда Томас поздно ночью вошел в ее спальню. Она зажгла маленький ночник под красным абажуром позади кровати. — О боже, Жан, как ты меня напугал. — Извини, дорогая, уже поздно, я подбросил человека с паспортом до аэропорта. Он присел на край кровати, и она бросилась в его объятия. — Поцелуй меня. Я тебя ждала весь вечер. Я думала, что ты дашь мне немного денег, чтобы я поехала в «Эсториал». Я звонила туда. На всех столах выпадает 11 и соседние цифры. Можешь ты это себе представить? Это же мои цифры. Сегодня я могла бы выиграть целое состояние! — Эстрелла, я познакомлю тебя завтра с замечательным мастером по подделке паспортов. Ты сможешь сдавать ему твои паспорта на комиссию. Он готов делить с тобой доходы поровну. — О, Жан, как это чудесно! Когда Томас отправился в ванную, она нежно спросила: — Знаешь, что мне снилось? — Что? — донеслось из ванной. Мне снилось, что ты немец и мой любовник. Немец! Как я ненавижу их. Я думала, я умираю… Жан, можешь ты меня понять? — Каждое слово. — А почему же ты ничего не скажешь? Она услышала кашель. — Я со страху проглотил половину флакона зубной жидкости. — Ах, ты мой золотой, — защебетала она, — иди скорееко мне. Под утро Эстрелла проснулась от того, что Томас во сне смеялся. — Жан, Жан, что случилось? — Что? Ох, я во сне видел очень смешное. — Что же? — Небольшое народное волнение, — ответил он и опять засмеялся. Мадрид, 5 сентября 1940 года. Доклад комиссара государственной тайной полиции Филиппо Альпадоса. Весьма срочно. Для служебного пользования. Сегодня в 14 часов 3 минуты мне позвонил дежурный офицер 14 полицейского района и доложил, что у здания британского посольства на улице короля Фернандо Святого, дом 16, собралось около 500 человек, которые выступают против Англии. Я с пятью сотрудниками прибыл на место и установил, что демонстранты принадлежат к беднейшим слоям населения. Они хором скандировали оскорбительные для Англии лозунги. Было разбито четыре окна и сорвано три цветочных горшка на первом этаже. По поручению его превосходительства господина посла к демонстрантам вышел торговый атташе, чтобы выяснить претензии собравшихся. При моем появлении господин торговый атташе в состоянии крайнего раздражения сообщил: «Демонстранты сознались в том, что они получили деньги от немецких агентов за организацию и участие в демонстрации». Несмотря на то, что с прибытием мобильного подразделения полиции демонстранты разбежались, нам 106 удалось задержать трех человек. Их имена: Луис Тамиро, Хуан Перайра и Мануэль Пассос. Задержанные подтвердили, что они получили деньги от немецких агентов по имени Хельмут Лефнер, Якоб Харт и Томас Вайзе. Все трое проживают в «Палас Отеле». Господин торговый атташе настаивал на проведении немедленного расследования и заявил решительный протест от имени своего правительства. Руководствуясь инструкцией, я тотчас отправился в «Палас Отель» и задержал трех вышеупомянутых немецких туристов, которые оказали сопротивление, и доставил в полицейский комиссариат. При допросе все немцы категорически отрицали финансирование демонстрации. Однако очная ставка немцев с задержанными демонстрантами прошла успешно. Демонстранты освобождены. Им будет предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка. Нашей секретной службе известны все три немца. Речь, действительно, идет об агентах абвера, и подобную акцию они могли провести. Прошу Ваших дальнейших указаний, так как господин британский торговый атташе ежечасно интересуется по телефону нашими мероприятиями. Филлппо Альпадос, комиссар Немецкий кулак с треском обрушился на дубовый письменный стол в доме на Тирпиц-Уфер в Берлине. Кулак принадлежал адмиралу Канарису. Перед ним стоял страдающий от печеночной колики майор Фриц Лооз из Кёльна. Его лицо было очень бледным. Лицо адмирала было очень красным. — Теперь с меня достаточно, майор Лооз! Трое наших сотрудников выдворены из Испании! Протест английского правительства! Вражеская пресса получила достаточно материала! А ваш расчудесный Томас Ливен смеется над нами в Лиссабоне! — Герр адмирал, но я не понимаю, что общего имеет Томас Ливен с событиями в Испании. Адмирал с горечью пояснил: В то время как наших людей задержала мадридская полиция, майор Дебре покинул страну, и, без сомнения, с фальшивым паспортом. Знаете, кого он публично обнял и расцеловал в щеки в ресторане «Эсториал»? Вашего друга Ливена! — Нет, нет, не может быть! — Именно так. Наши люди наблюдали трогательную сцену встречи. Майор Лооз почувствовал страшное покалывание и жжение в печени. «Моя печень, — подумал он. — Эта собака, эта страшная собака Ливен. И зачем я его тогда выручил из гестапо?» — Герр майор, знаете, как вас теперь зовут? Неудачник Лооз! — Герр адмирал, я считаю это несправедливым! — Несправедливым? А когда вы заплатили 10 тысяч долларов за списки французской агентуры, а мы установили, что это списки умерших? А как вы выполнили приказ доставить этого человека? — Португалия — нейтральная страна, герр адмирал. — Это не имеет значения. С меня довольно! Я хочувидеть Томаса Ливена здесь, в своем кабинете, и живого! Ясно? — Я воль, герр адмирал! «6 сентября 1940 года. 18 часов 47 минут. Радиоперехват „Секрет Сервиса“. Доклад шефу М-15 в Лондоне. С 15 часов 15 минут ведется оживленный радиообмен между абвером в Берлине и германским посольством в Лиссабоне. Берлинские телеграммы адресованы немецкому торговому атташе, которому предписывается, чтобы коммерсант Отт быстрее вернулся на Родину. Передачи ведутся открытым текстом. Очевидно, содержат условности. Без сомнения, готовится операция по похищению. Коммерсант Отт является чрезвычайно важной для Берлина личностью». 6 сентября 1940 года в 22 часа 30 минут в комфортабельном доме сеньора де Фатима, занимаемом резидентом германской разведки при немецком представительстве в Лиссабоне, состоялось совещание. Резидент отослал свою подружку, очаровательную длинноногую Долорес, с каким-то поручением. За столом сидели хозяин дома, военно-воздушный и военно-морской атташе. Совещание открыл резидент. — Господа, время не ждет! Берлин требует Ливена, и поскорее. Прошу высказывать предложения. — Оглушить и доставить в Мадрид, а оттуда специальным самолетом в Берлин, — предложил военно-воздушныйатташе. — Я против, — возразил его коллега—моряк, — мы только что имели здесь неприятность. Аэропорт в Мадриде буквально кишит английскими и американскими агентами, там фотографируют каждого пассажира. Мы не можем допустить вновь дипломатическое осложнение. — Полностью разделяю ваше мнение, — поддержал моряка резидент. — Я предлагаю похитить Ливена на подводной лодке, — продолжал военно-морской атташе. — Рекомендую связаться с адмиралом Вернером в Мадриде, он тесно взаимодействует с командующим подводным флотом и может легко установить местонахождение любого подразделения и вызвать за пределы португальских территориальных вод любую подводную лодку. Все согласились с этим предложением. Старик торговец бродил по ресторану аэропорта и предлагал свой товар — большие и маленькие куклы в национальных костюмах. Однако их никто не покупал. Было уже около 24 часов 8 сентября 1940 года. Два-три десятка уставших пассажиров ожидали вылета своих самолетов. Старик прошел к столику у окна. За ним сидели два человека и пили виски. — Куклы в национальных костюмах: испанцы, цыгане, португальцы. — Спасибо, не надо, — сказал Томас Ливен. — Еще довоенный товар. — И все же не надо, — повторил майор Дебре, который в настоящий момент имел документы на имя Рафаэло Пунтаререса. Продавец кукол поплелся дальше. На освещенной рулежной дорожке заправлялась машина, которая должна была доставить майора Дебре из Лиссабона в Дакар. Майор сентиментально смотрел на Томаса Ливена. — Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. — Не говорите об этом, — ответил Томас и подумал: «Когда ты поймешь, что я подменил списки агентурной сети твоей разведки, тогда ты определенно не забудешь». — Вы спасли списки и вытащили меня из Мадрида. — А кстати, где списки? — спросил Томас. Майор улыбнулся. — Я последовал вашему примеру и подружился со стюардессой, списки в ее багаже. «Внимание, — раздалось из репродуктора, — Пан-американская компания просит пассажиров, следующих рейсом 324 на Дакар, пройти паспортный и таможенный контроль. Дамы и господа, желаем вам приятного полета». Дебре допил виски и встал. — Я пойду, мой друг, сейчас предстоит еще одно испытание. Еще раз сердечно благодарю, и до свидания. — Передавайте привет госпоже Жозефине Беккер. И прощайте, господин майор, больше мы не увидимся. — Кто знает. Томас покачал головой. — Послезавтра отплывает мой лайнер в Южную Америку, в Европу я больше не вернусь. Майор молча обнял его и расцеловал в обе щеки. Томас наблюдал, как Дебре шел к самолету. Они махали друг другу, пока Дебре не скрылся в салоне. Томас заказал себе еще виски. Когда машина поднялась в воздух, он почувствовал себя одиноким. Перед зданием аэропорта было темно. Несколько лампочек тускло освещали вход. Большой легковой автомобиль остановился рядом с Томасом. «Такси, сеньор?» Кругом не было ни одной живой души. «Да», — ответил Томас. Шофер вышел из машины и открыл с поклоном дверь. В то же мгновение Томас почувствовал что-то неладное. Он развернулся, но было уже поздно. Шофер стукнул его под колени, и Томас полетел в салон. Здесь его подхватили четыре крепких руки и положили на пол. Последовал удар. Большая мокрая тряпка, остро пахнувшая, была прижата к его рту. «Хлороформ», — успел подумать Томас. Как сквозь огромный слой ваты, он услышал голос с гамбургским акцентом: «Прима, прима! Теперь поскорее в гавань». В ушах Томаса били колокола, он терял сознание и проваливался в колодец все глубже и глубже. Понемногу сознание возвращалось к Томасу. Очень болела голова. Он чувствовал себя отвратительно. Было холодно. В голове пронеслась мысль: «Мертвые не чувствуют себя плохо, мертвые не чувствуют головной боли, значит, я еще жив». Томас осторожно открыл правый глаз и осмотрелся. Он лежал на корме рыбачьего катера. У руля стоял небольшого роста коренастый португалец, одетый в кожаную куртку, на его голове была зюйдвестка, в зубах торчала погашенная трубка. Позади появлялись и исчезали береговые огни. Катер направлялся в открытое море. Томас со стоном открыл левый глаз. На скамейке около него сидели два здоровенных парня. Их лица были искажены яростью, у обоих в огромных руках были тяжелые револьверы. Томас с трудом повернулся к ним и заговорил: — Добрый вечер, сеньоры, у меня в аэропорту небыло возможности вас поприветствовать. Пожалуй, вы сами в этом виноваты. Вы так быстро усыпили меня хлороформом. — Предупреждаю вас, Томас Ливен, при малейшейпопытке к бегству стреляю, — сказал один из верзил. — Ваша игра окончена, герр Ливен, возвращаемся на родину, — проговорил с саксонским диалектом второй. — Вы из Дрездена? — с интересом осведомился Томас. — Из Лейпцига. А почему вас это интересует? — Простое любопытство. Но по морю до родины очень далеко. Сумеем ли мы добраться на этом катере? — Все еще болтает, — заметил гамбуржец, — не беспокойтесь. На катере мы выйдем за пределы трехмильной зоны. — В квадрат 135 Ц, — добавил житель Лейпцига. Томас обратил внимание на то, что катер шел без опознавательных огней. Море становилось все беспокойнее. — И что же должно произойти в квадрате 135 Ц? — спросил он. — Через 15 минут там всплывает подводная лодка. Все идет строго по плану. Вы убедились? — Немецкая организованность, — вежливо заметил Томас. В разговор вступил рулевой. — Мы покинули территориальные воды, — сказал он на португальском языке. — Где мои деньги? Парень из Лейпцига встал, подошел к нему и передал конверт. Рулевой оставил руль и стал пересчитывать банкноты. Затем все пошло очень быстро. Томас был первый, кто заметил появившуюся огромную тень. Внезапно из тени показались очертания яхты, надвигающейся прямо на катер. Томас хотел закричать, но в последний момент прикусил себе язык. «Не кричать», — тихо приказал он себе. Вспыхнул прожектор, взвыла сирена раз, другой, третий. Яхта оказалась в опасной близости. Рулевой стал быстро вращать штурвал, но было уже поздно. С ужасным треском нос яхты протаранил катер. Низ стал верхом, верх стал низом. Невидимый огромный кулак ударил Томаса и сбросил его в ледяную воду. Под непрекращающийся вой сирены он слышал ругань, крики и проклятия команды. Томас глотнул соленую воду, скрылся под водой, вынырнул, жадно хватая воздух, и увидел брошенный с палубы яхты спасательный круг, с плеском упавший в воду около него. Томас ухватился за круг. В следующий миг круг вместе с ним был вытащен на палубу. Влезая на борт яхты, Томас успел прочесть ее название «Беби Рут». «Боже мой, если я об этом расскажу в своем клубе, они скажут, что я лгу», — подумал он. — Виски или ром? — Пожалуйста, виски. — Со льдом или содовой? — Со льдом, и налейте смело половину стакана, иначея получу насморк, — попросил Томас Ливен. Прошло 15 минут, четверть часа, полная чрезвычайных событий. 15 минут назад еще пленник германского абвера, затем кораблекрушение в Атлантике, и вот теперь Томас сидел, укутанный в теплые одеяла, на мягкой постели в роскошном салоне яхты. Незнакомый господин стоял у стенного бара и готовил ему напиток. «Как поворачивается жизнь», — думал Томас. Неизвестный подал ему виски, налив и себе изрядную порцию. «За здоровье», — сказал он, поднимая стакан. «За здоровье,» — ответил Томас и отпил большой глоток. «Сейчас все будет иметь привкус хлороформа, но с помощью виски я избавлюсь от него», — промелькнуло у него в голове. В салоне слышалась ругань, раздававшаяся с палубы яхты. — Кто это? — Наш и ваш рулевые. Заседание экспертной комиссии по вопросу виновности в столкновении, — ответил незнакомец в безукоризненно голубом пуловере. — Виноват, конечно, ваш рулевой. Без опознавательных и ходовых огней не ходят в море. Еще льда? — Нет, благодарю, а где мои спутники? — В каморке под палубой. Вам приятно это узнать? «Что должно быть, то будет. Схвачу-ка я сразу же быка за рога», — подумал Томас. — Очень вам обязан. Вы спасли мне жизнь. — Пустяки, коммерсант Отт! Как вы сказали? Для нас вы коммерсант Отт. Мы не знаем, как вас зовут в действительности. «Слава Богу», — мелькнуло у Томаса в голове. _ Вы, конечно, не назовете свою подлинную фамилию. — Конечно, нет. «Какое счастье, что все свои документы я оставил в сейфе у Эстреллы. Меня не покидало чувство, что со мной должно что-то случиться», — подумал он. — Я понимаю, что вы заговорите только в соответствующем месте. Такой человек, как вы! — Простите, что это значит? — Очень важная персона. — Это я-то? — А как же иначе понимать, коммерсант Отт, если немецкий абвер пытается вывезти вас на подводной лодке из Португалии! Вы не можете даже предположить, что в последние 48 часов закрутилось из-за вас. Переговоры, приготовления. Абвер Берлин! Абвер Лиссабон! Подводную лодку в квадрат 135 Ц! Такого сумасшедшего радиообмена немцы не вели давно. Отт… Коммерсант Отт… Отт должен быть доставлен в Берлин во что бы то ни стало. И после этого вы спрашиваете, являетесь ли важной персоной? Что с вами, сеньор Отт? — Вы не могли бы налить мне еще виски? Собеседник Томаса передал ему стакан и начал наливать себе. — За пять тысяч долларов Беби Рут может пожертвовать бутылку виски. — Что за Беби, откуда пять тысяч долларов? Господин в роговых очках рассмеялся. — Коммерсант Отт, надеюсь, вы понимаете, что перед вами человек из «Секрет Сервиса?» — Да, понимаю. — Называйте меня Роджером, это не настоящая моя фамилия, но одно фальшивое имя так же хорошо, каки любое другое. Или я не прав? «Боже мой, опять эти разведки, — думал Томас. — Осторожно, осторожно. От немцев я ушел. Теперь надо уйти и от англичан. Я должен выиграть время». Вслух же он произнес: — Вы полностью правы, мистер Роджер, но я прошу ответить на мой вопрос. — Господин Отт, когда парни из британской разведкив Лиссабоне перехватили истерический радиообмен немцев, они доложили в Лондон М-15-му. — Кто это такой? — Шеф контрразведки. — А, — произнес Томас и, отпив глоток, подумал: «Европейский сад убийц. Боже, как я буду счастлив, покинув этот комичный, но опасный для жизни континент». — И М-15-й передал приказ: открыть огонь. — Я понимаю. — Мы реагировали быстро. — Ясно. — Этого коммерсанта Отта немцы не получат. Ха-ха-ха! Выпьем глоточек за Беби Рут. — Скажите же мне, наконец, кто она? — Миссис Рут Вудхоузе, шестидесяти пяти лет, почти глухая, пережила два инфаркта и пять мужей. — Мой комплимент ей! — Вы не знаете Вудхоузе? Сталь, танки, пушки, пулеметы. Одна из старейших американских династий — производителей оружия. Никогда не слышали? — Боюсь, что нет. — Досадные пробелы в образовании. — Вы их заполнили, спасибо. — Не за что. Этой даме принадлежит яхта. Дама сейчас находится в Лиссабоне. Как только мы раскусили немецкую затею с подводной лодкой, мы переговорили с ней, и она тотчас предоставила яхту в наше распоряжение за пять тысяч долларов. Роджер снова направился к бару. — Все идет по плану. «Это я уже слышал сегодня вечером», — подумал Томас и вслух произнес: — Британская организованность. Роджер опустошал запасы алкоголя американской мультимиллионерши, как кровожадный волк стадо овец. При этом он успевал рассказывать: — Мы следили за каждым вашим шагом, мистер Отт, и постоянно вас охраняли. Я находился в квадрате 135 Ц и получал информацию по радио о том, как вас похитили и везли на катере. — Ну, а что должно случиться теперь? Теперь мы возбудим уголовное преследование против португальского рулевого на катере по поводу грубой небрежности. Он, несомненно, виновен в столкновении. Мы уже передали радиограмму о случившемся. Скоро к нам подойдет патрульное судно и заберет рулевого и ваших немецких друзей. — Что с ними будет? — Ничего. Они уже заявили, что хотели совершить небольшую прогулку на катере. — А что ожидает меня? _ Я получил приказ даже ценой моей жизни доставить вас на виллу резидента английской разведки в Португалии. Или вы хотите отправиться вместе в вашими немецкими друзьями? — Ни в коем случае, мистер Роджер! Немцы увезли Томаса из Лиссабона на старом автомобиле. Англичане привезли его в Лиссабон на «роллс-ройсе». Положение обязывает! Томас сидел в салоне автомобиля. На нем был халат из голубого шелка, вышитый золотыми драконами, на ногах соответственно домашние женские туфли. Ничего более подходящего не нашлось в гардеробе Беби Рут. Мокрая одежда Томаса лежала на сиденье рядом с шофером. Около Томаса сидел мистер Роджер, держа на коленях автомат. Он цедил сквозь зубы: — Не бойтесь, мистер Отт, с вами ничего не случится. Машина бронирована, стекла пуленепробиваемые. Ее нельзя обстрелять. — А как же вы при необходимости будете стрелять измашины? Британский агент на это ничего не ответил. «Роллс-ройс» ехал в восточном направлении мимо погруженного в сон роскошного пляжного предместья Эсториал. Перламутровые цвета красили небо и море. Множество судов находилось в гавани и море. «Сегодня 9 сентября, — думал Томас, — и завтра лайнер „Генерал Кармона“ отплывает в Южную Америку. Один Бог знает, смогу ли я на него попасть». Вилла английского резидента располагалась в роскошном пальмовом саду. Здание было построено в мавританском стиле и принадлежало владельцу кредитного учреждения сеньору Альваресу, который имел еще две такие же виллы. Одну из них он сдавал резиденту немецкой разведки, другую—резиденту американской разведки. «Каза до Зуль» — было написано золотыми буквами над входом виллы, занимаемой англичанином. Служитель в брюках в полоску и зеленой жилетке открыл тяжелые кованые железные двери. У него высоко поднялись брови при виде Томаса, столь необычно одетого, но он молча пропустил прибывших, запер за ними дверь и по огромному холлу с камином, над которым висел портрет сеньора Альвареса, повел в библиотеку. Здесь перед книжными полками, заставленными книгами с красочными обложками, их ожидал пожилой джентльмен, который выглядел типичным англичанином. Его подчеркнутая элегантность, безупречно сидящий на нем темно-серый костюм из фланели, ухоженные усы и молодцеватая военная выправка вызывали у Томаса чувство удовлетворения. — Миссия выполнена, сэр, — доложил ему Роджер. — Отлично сделано, Жак, — похвалил его господинв темно-сером и, пожимая руку Томасу, сказал: — Доброе утро, коммерсант Отт, добро пожаловать натерриторию Великобритании. Я ожидал вас с нетерпением, не выпьете ли виски? — Я никогда не пью перед завтраком. — Понимаю, человек принципа. Одобряю, очень одобряю. Он обратился к Роджеру: — Пойдите наверх, пусть Чарли даст радиограмму М-15-му. Код «Цицерон». Текст: «Солнце восходит на Западе». — Слушаюсь, сэр! Роджер исчез. Хозящн виллы обратился к Томасу: — Вы можете называть меня Шекспиром, коммерсант Отт. — С удовольствием, мистер Шекспир. «В свое время во Франции я вынужден был познакомиться с Юпитером, — подумал Томас, — если им доставляет удовольствие так называться, пожалуйста». — Вы француз, сеньор Отт, не правда ли? — Э… да. — Я сразу же догадался. У меня наметанный глаз. Да здравствует Франция, месье! — Благодарю вас, мистер Шекспир. — Месье Отт, каково ваше настоящее имя? «Если я правдиво отвечу на этот вопрос, я никогда не попаду на мой пароход, отплывающий в Южную Америку, — решил Томас, — поэтому я должен скрывать его». — Месье, я клянусь вам своей честью в том, что мы доставим вас в любое время в Лондон, если вы согласитесь работать на Англию, не забывайте, что мы вытащили вас из лап гестапо. Я потрясен, мистер Шекспир, но прежде, чем решиться на что-нибудь, я должен выспаться. — Совершенно с вами согласен, месье. Комната для гостей в вашем распоряжении. Считайте себя моим гостем. Спустя 30 минут Томас лежал в удобной мягкой постели в тихой уютной комнате. Солнце взошло. Из парка раздавалось пение птиц. Солнечные лучи проникали сквозь зарешеченное окно. Дверь была заперта снаружи на замок. «Английское гостеприимство, — мелькнуло у него в голове, — известно всему миру». «Передаем сигналы точного времени. При звуке гонга — ровно восемь часов. Доброе утро, дамы и господа. Радио Лиссабона передает последние известия. Лондон. В прошедшую ночь эскадры бомбардировщиков Люфтваффе продолжали массированные атаки британской столицы…» Часто, прерывисто дыша, царапая руки, черноволосая Эстрелла Родригес металась по спальне. Она была вне себя, на грани истерики, ее чувственно очерченные губы дрожали. Консульша не заснула ни на минуту в прошедшую страшную ночь. Жан, ее любимый Жан не вернулся домой. Она знала, что он доставил в аэропорт своего таинственного друга, французского майора. Эстрелла звонила в аэропорт, но не получила никаких сведений о сеньоре Жане Леблане. Перед ее взором проносились страшные картины: ее возлюбленного похищают немцы, его пытают и убивают. Грудь Эстреллы поднималась и опускалась в такт с ее жуткими видениями. Ей казалось, что она умирает. Внезапно до ее сознания дошел голос диктора, передававшего последние известия. «Сегодня рано утром американская яхта „Беби Рут“ столкнулась в трехмильной зоне с рыболовецким катером. Экипаж яхты спас потерпевших крушение рыбаков. В то же время подразделениями береговой охраны в этом районе была обнаружена неизвестная подводная лодка, срочно погрузившаяся после столкновения. Капитан яхты Эдвард Маркс обвинил шкипера рыболовного катера в грубом нарушении правил судовождения. Три пассажира катера: два немца и француз…» — Жан! — вскрикнула Эстрелла. «…отказались от дачи показаний. Имеется подозрение, что в этом случае предпринималась попытка похищения, в которой замешаны секретные службы двух государств. Проводится расследование. „Беби Рут“ запрещено выходить в море. Эта яхта принадлежит американской миллионерше Рут Вудхоузе, которая в настоящее время проживает в отеле „Авиц“. Вы слушали последние известия. Прогноз погоды на сегодня и завтра…» Консулыпа вышла из оцепенения, выключила радио и стала поспешно одеваться. Подняв высоко свои кустистые брови, Бутлер вошел в библиотеку. Меланхолично звучал его голос, когда он доложил о том, что прибыла сеньора Родригес. Человек, называвший себя Шекспиром, взволнованно поднялся из-за стола и поспешил навстречу прекрасной даме. На ней было белое полотняное платье с цветами и птицами, которое плотно облегало фигуру, а на лице немного лишней косметики и выражение благородства. Шекспир предложил ей кресло. Не дыша, она почти упала в него. От волнения сеньора Родригес потеряла дар речи — очень редкий феномен для женщин. Сочувственно глядя на нее, человек, которому нравилось называть себя именем великого английского поэта и драматурга, сказал: — Полчаса назад я разговаривал с мадам Вудхоузе и знаю, что вы были у нее, сеньора. Эстрелла кивнула головой, все еще не придя в себя. — Мадам Вудхоузе наш хороший друг. Она сообщила, что вы беспокоитесь за жизнь близкого вам человека. Эстрелла не отдавала себе отчета в том, что повлекут за собой ее слова. — Очень беспокоюсь о Жане, о Боже мой, о моем бедном, несчастном Жане. — Жане? — Жан Леблан, француз. Со вчерашнего дня он пропал. Я почти потеряла разум от страха за него. Помогите мне! Вызнаете что-либо о нем? Скажите мне правду, умоляю вас! Шекспир многозначительно кивал головой. — Вы скрываете что-то от меня. Я чувствую это, будьте милосердны, сеньор, скажите, мой бедный Жан попалв руки немцев? Шекспир успокоительно поднял свои узкие белые, как молоко, руки. — Напротив, уважаемая сеньора, напротив. Я думаю, что смогу сообщить вам приятное известие. — Правда? О святая мадонна! Правда? — Да, сеньора, два часа назад к нам пришел человек, который может оказаться тем, кого вы ищете. О Боже, Боже! — Его сейчас разбудят, и он появится здесь. Да, вот и он! В двери появился надменный слуга Бутлер, пропуская вперед Томаса, одетого все еще в восточный халат и домашние туфли из гардероба Беби Рут. «Жан!» — Крик Эстреллы разорвал тишину. Она устремилась к своему возлюбленному и бросилась ему на грудь, прижимая его к себе и покрывая поцелуями. — О Жан! Мой единственный, мой милый, ты жив, я тебя вижу. О, я самая счастливая женщина в мире! Наблюдая эту трогательную сцену, Шекспир вышел из комнаты. — Я оставляю вас. До встречи, месье Леблан. Томас ошеломленно закрыл глаза, которые Эстрелла покрыла поцелуями. «Все пропало, — подумал он. — Они знают мое имя. Это конец. Теперь меня увезут в Англию. Прощай, свобода, прощай „Генерал Кармона“. Прощай, прекрасная Южная Америка!» Радист Чарли размещался в мансарде виллы. Утренний ветер раскачивал пальмовые ветви, заглядывавшие в окно. Чарли полировал ногти, когда к нему, как вихрь, ворвался взволнованный Шекспир. — Телеграмму, быстро: «М-15. Весьма срочно. Настоящее имя коммерсанта Отта — Жан Леблан. Прошу указаний». Чарли зашифровал текст и начал его передавать. Шекспир в это время подсел к громкоговорителю, над которым висела табличка «Микрофон библиотеки», и нажал одну из кнопок. В динамике послышались слова Эстреллы и ее собеседника: «…но почему я поставила тебя в опасное положение?» — «Ты не имела права приходить сюда, дорогая!» — «Я почти потеряла разум от страха и беспокойства о тебе, я умирала» — «Ты не должна Раздался звук шагов, затем слова: «Здесь совершенно определенно должна быть одна штука. Ах, вот где она, под столом!» Из громкоговорителя послышался свист, затем резкий шум, и связь прекратилась. Шекспир раздраженно проговорил: — Собака, обнаружил микрофон и оборвал его. Чарли засуетился у приемника и начал принимать радиограмму. — Что? Уже ответ из Лондона, от М-15-го? Чарли кивнул головой, расшифровывая ответ. При зтом его здоровое юношеское лицо меняло окраску. Бледный, как мел, он прошептал: «О всемогущий!» — Что случилось? — Шекспир вырвал блокнот из рукрадиста. «От М-15-го. Шекспиру. Лиссабон. Так называемый Жан Леблан в действительности является опасным германским агентом Томасом Ливеном. Продал нам фальшивые документы французской разведки. Строго охранять его. Наш представитель вылетает в вам спецрейсом. Все его указания строго выполнять. Конец». С проклятием бросив бланк, Шекспир выскочил из мансарды на лестницу. Перепрыгивая через ступеньки, он кинулся в библиотеку. Перед ним открылась ужасная картина. Дверь в виллу была распахнута. На полу, уткнувшись лицом в дорогой восточный ковер, лежал Бутлер. Шекспир заглянул в библиотеку, только легкий запах косметики ощущался в воздухе. Шекспир поспешил в парк. На улице он заметил отъезжающее такси красного цвета. Вернувшись в дом, Шекспир увидел Бутлера, массирующего себе шею. — Что здесь произошло? — Этот человек мастерски владеет джиу-джитсу, сэр! Я увидел его, когда он с дамой выходил из библиотеки, и попытался его задержать. События развивались с быстротой молнии, в одно мгновение я полетел на пол и потерял сознание. Телефон звонил настойчиво, не переставая. Все еще одетый в домашний халат и туфли миллионерши, Томас вошел в спальню Эстреллы. Водитель красного такси, многочисленные прохожие удивлялись необычному наряду Томаса. Но ему, привыкшему всю свою жизнь одеваться элегантно, с большим вкусом, теперь это было безразлично. Он знал, что сейчас речь идет о его жизни. Томас снял трубку и облегченно рассмеялся, узнав голос, принадлежавший его единственному другу. — Леблан, это Линдер! — Слава Богу, Линдер, я хотел вам звонить сам, где вы? — В гостинице. Послушайте, Леблан, куда вы пропали? Я звоню вам часами. — Да, да. У меня были неприятности, Линдер. Мненужна ваша помощь. Я должен куда-нибудь спрятаться доотплытия парохода… — Леблан… — Меня не должны видеть… — Леблан! Дайте же мне сказать. Извините. Наш пароход не отплывает. — Что? Томас в бессилии опустился на кровать. Эстрелла, стоявшая за его спиной, прижимала от страха свои кулачки к дрожащим губам. — Что вы сказали? — Корабль не отплывает. Смысл сказанного медленно проникал в сознание Томаса. — Почему? Голос банкира звучал истерически: — Уже несколько дней у меня тяжелое предчувствие, пароходство вело себя странно. Мне не хотелось вас беспокоить понапрасну, но сегодня я узнал… — Что узнали? — Наш пароход захвачен немцами! Томас закрыл глаза. — Что, что случилось? — вскричала Эстрелла, вся дрожа от волнения. — Ну, а какой-нибудь другой пароход, — со стоном произнес Томас в телефонную трубку. — Невозможно. Все места на пароходы, отплывающиев Америку, распроданы на много месяцев вперед. Мы ничего не сможем поделать, Леблан. Мы крепко застряли в Лиссабоне. Алло, алло! Леблан! Вы поняли? — Каждое слово, — ответил Томас. — Я позвоню вам, Линдер. Желаю благополучия, если оно возможно по нынешним временам. Он положил трубку и в задумчивости уронил голову на грудь. Ему показалось, что запахло хлороформом, навалилась смертельная опасность. Что же делать? Ситуация была сложной. Нельзя было рассчитывать ни на помощь англичан, ни на помощь немцев, ни на помощь французов. — Жан! Жан! — услышал он голос Эстреллы. Повернувшись, он увидел ее стоящей перед ним на коленях, дрожащую, залитую слезами. — Говори же, что случилось, хоть одно слово скажи! Он молча посмотрел ей в глаза, и его лицо посветлело, голос прозвучал с нежностью: — Отошли горничную, дорогая. — Горничную?! — Я хочу побыть с тобой наедине. — Да, но обед? — Я приготовлю его сам, — сказал Томас, вставая с постели, как встает боксер, побывавший в нокдауне, пришедший в себя и готовый к бою. — Я должен хорошенько подумать, а за приготовлением пищи мне приходят хорошие идеи. Томас готовил лечо по-венгерски. Порезал лук, почистил сладкий перец. Делал он это молча, сосредоточенно. Эстрелла наблюдала за ним и в волнении теребила браслет на своем запястье. Бриллианты чистой воды переливались всеми цветами радуги. — Твое спокойствие, замкнутость нервируют меня, Жан! Как ты можешь этим заниматься сейчас? Томас улыбнулся. Его взгляд упал на браслет. — Почему ты не отвечаешь, дорогой? — Потому, что я думаю! — Ты не доверяешь мне? Не хочешь сказать мнеправду? Почему опасность грозит тебе со всех сторон? Почему ты боишься англичан? — Правда настолько ужасна, что даже тебе нельзя ее доверить. — Ох! — простонала Эстрелла и стала так быстро вращать свой браслет, что он стал казаться огненной переливающейся струйкой. — Но я хочу помочь защитить тебя! Поверь, Жан, я сделаю все ради тебя! — Действительно все? — Все, любимый. Томас выронил помидор. На его лице появилось выражение глубокой нежности и спокойной уверенности. — Ну, хорошо, после обеда мы отдохнем, и ты сможешь доказать, что сделаешь все для меня и даже донесешь на меня. Последние слова оказали ошеломляющее воздействие на Эстреллу. С широко раскрытыми глазами и открытым ртом она смотрела на Томаса. — Что ты сказал, — прошептала она, обретя дар речи, — что я должна сделать? Донести на тебя? Кому? Полиции? — Полиции, мое сокровище. — Но, ради Бога, почему? — Потому, что я обокрал тебя! |
||
|