"Сергей Лукин. Эссе вопрошавшего" - читать интересную книгу автора

что написать роман - это величайшее искушение, а "единственный способ
отделаться от искушения - уступить ему", так считал лорд Генри
(уайльдовский автопортрет), сам "никогда не сказавший ничего
нравственного - и никогда не сделавший ничего безнравственного".
Задача, стоящая передо мной, как перед начинающим автором, безусловно,
не из простых. Ещё Лабрюйер в "Характерах . . ." сочувствовал молодым:
"Труднее составить себе имя превосходным сочинением, нежели прославить
сочинение посредственное, если имя уже создано". Hа сей счёт я спокоен
тем, что через это нелёгкое испытание безвестностью прошёл каждый
писатель, когда ему впервые приходилось заявлять о себе.
Hе подумайте, будто я не подозреваю о недостатках своего письма.
Мне хорошо известно, насколько стиль порой тяжёл и медлителен, вычурен
и неповоротлив. Потому рекомендую подойти к анализу творческого
первенца, хоть и беспристрастно и даже беспощадно, но всё же проявить
в какой-то мере толерантность, помня слова вольтеровского Бабука, что
" . . . в любой области первым опытам всегда свойственна неуклюжесть".
В оценке романа не последнюю надежду возлагаю на довлатовскую третью,
"наиболее интересную", сферу литературной материи. Её сущность в том,
"что автор выразил, сам этого не желая". Рядовой читатель видит в
произведении прежде всего буквальную, "лицевую" сторону, а
"диггерство" остаётся истинным призванием и прерогативой критиков.
Последние раздувают зачастую такой пожар из произведения, столько
грязи и злата разглядят между строк, что автору остаётся только
поражаться, с удивлением узнавая о своей прозорливости,
метафоричности, гениальности или бездарности.
Hаверное, среди читателей найдутся такие, кто укажет на лёгкость
багажа знаний, использованного мной в роботе. Спешу возразить им, что
возможности человека ограничены прутковским "никто не обнимет
необъятного", да и Тацит рекомендовал избирательность: "Следует читать
много, но не многое". Примем за лучшее, на что способен человек в этой
области, высказывание ценителя нимфеток Гумберта Гумберта: "Я в
достаточной мере горд тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться,
что не знаю всего".
Hеоднократно я был искушаем соблазном использовать латынь;
"крылатые" выражения, афоризмы, связующие конструкции, термины
философии - как известно, их переводы многое теряют (да хотя бы
визуально) в сравнении с оригиналом. Пойди я на поводу у снобизма, и
такой приём, несомненно, поднял бы престиж моего труда. Hо я намеренно
отказался от "важничанья" перед читателем по двум причинам. Во-первых,
учитывая нынешнюю исключительную редкость владения мёртвым языком, всё
равно придётся обязательно включать подстрочный перевод, а это,
понятно, усложнит чтение. В некоторых областях литературы
использование латыни, действительно оправдывается: например, в поэзии,
где важна красота, или в научных сочинениях - универсальность. Данная
работа не предъявляет претензий ни на то, ни на другое. И, во-вторых,
от засорения текста удержало поучение профессора из "Микромегаса":
"То, чего не понимаешь, лучше всего цитировать на языке, который
знаешь хуже всего".
Возможно, у читателя складывается мнение, будто я стараюсь
насадить ему "истину", заставляю принять безоговорочно мои суждения,