"Евгений Лукин. Нон-фикшн: В защиту логики (Заметки национал-лингвиста)" - читать интересную книгу автора

закономерность: чем громче стоны, тем больше вероятность, что стенающий и
сам был блюстителем идейной чистоты, причем не по долгу службы, а по велению
сердца.
Как вымолвил однажды со вздохом видный волгоградский поэт, елейно
возведя глаза к потолку бара: "Бог на небесах разберет, кто на кого
стучал..."
Но самому, согласитесь, признаваться как-то неловко. Куда проще свалить
все грехи на румяного Сашу с 13-го этажа.


* * *

Ну вот, скажут, то гэбэшников отмывал, представляя их в комическом виде
("Пятеро в лодке, не считая Седьмых"), то теперь цензоров отмазывать взялся!
Но что же делать, если все знакомые мне офицеры госбезопасности и
впрямь оказывались на поверку удивительнейшими раздолбаями, и это, кстати,
подтверждается самим фактом развала СССР. Будь они иными, такого бы просто
не стряслось.
И еще одна странность: писатели, которых КГБ действительно брал под
надзор (Борис Стругацкий, Вячеслав Рыбаков), почему-то изображают
комитетчиков живыми нормальными людьми. Невольно возникает подозрение, что,
чем брутальнее образы офицеров контрразведки, тем меньше автор встречался с
прототипами.
Я давно привык к мысли, что моя жизнь целиком состоит из нетипичных
событий. Любопытно, что и после смены общественного строя, когда черное
обернулось белым и наоборот, события эти поменяли окрас, но все равно
остались нетипичными.
Приведу пример.
Только-только демобилизовавшись (1975), встретил я бывшего сокурсника,
успевшего стать редактором городской молодежной газеты, и, желая оживить
беседу, поведал ему забавную, на мой взгляд, историю о том, как однажды в
караулке командир группы дивизионов побил начкара буханкой.
Лицо собеседника застыло.
- Этого не может быть, - с тихой решимостью произнес он. - То, что ты
рассказываешь, клевета на Советскую Армию.
Честно сказать, я слегка испугался. Не за себя, даже не за него -
просто жутковато, знаете, когда живой человек превращается на глазах в
статую из закаленной стали.
Прошло двадцать с лишним лет, не стало советской власти - и вот в
разговоре (нет, не с ним, но с кем-то очень на него похожим) я опять привел
к слову все ту же самую историю про побитого буханкой начкара.
Лицо собеседника застыло.
- То, что творилось в советской армии, - сказал он со сдержанной болью
в голосе, - было куда страшнее. А ты своими байками пытаешься свести все это
к анекдоту...
Его устами говорило общество. В тот момент он принадлежал народу.
Иногда кажется, будто вся моя жизнь есть воплощенная клевета на наше
прошлое и настоящее.
Однако продолжим отмазывать цензора.
Борис Натанович Стругацкий признал с прискорбием, что после отмены