"А.В.Лукьянов. Историко-критическое введение в философию естествознания " - читать интересную книгу автора

доверять чувствам; главное - это учиться размышлять. Но необходимо
заметить, что наше "Я" всё же оказывается способным облачать свои мысли в
слова, когда оно чувствует, когда оно печалится или радуется. При этом,
может быть, утрачивается связь с первоначальной интуицией. Поэтому, надо
полагать, Чжуан-цзы и говорит: "Как бы мне найти человека, забывшего про
слова, - и поговорить с ним!" (См.: Там же. - С. 280). Мудрость этого
мыслителя, как видим, противоположна мудрости Эзопа, искавшего точной и
исчерпывающей образности (См.: Там же).
Итак, уже древние философы заметили, что способность к чувственным
восприятиям ещё не является основанием истинности всех наших знаний.
Современная наука знает не мало явлений, которые недоступны чувствам, но
всё же могут быть установлены и даже измерены вследствие вызываемых ими
эффектов, доступных инструментальному наблюдению (радиоастрономия, физика
элементарных частиц и т.д.) (См.: Ойзерман Т.И. Указ. соч. - С. 57).
Ещё более данную мысль подтверждает открытие в XIX веке неевклидовой
геометрии, базировавшейся, в определённой степени, на противопоставлении
чувственности и разума. Классики рационалистической философии, Декарт и
Лейбниц, видели слабость геометрической теории Евклида в том, что та якобы
принимала за непосредственно истинные аксиомы такие положения, которые
получают поддержку одного лишь воображения, опирающегося на чувственный
опыт (См.: Абрамян Л.А. Кантова философия математики. Старые и новые
споры. - Ереван, 1978. - С. 17-18). Геометрия Евклида, по мнению Лейбница,
исходит как раз из таких аксиом, "...очевидность которых можно заметить
лишь смутно посредством образов" (Там же. - С. 18).
Отдавая должное рационализму, необходимо в то же время заметить, что
творцы неевклидовых систем (К. Гаусс, Я. Бойяи, Н. Лобачевский, Б. Риман)
не только не игнорировали чувственное, но, напротив, пытались преодолеть
кантовский априоризм, ставя вопрос о кардинальном расширении сферы
наблюдаемого. Осторожно назвав сначала свою геометрию "воображаемой",
Лобачевский в конце концов охарактеризовал её как "всеобщую" или
"Пан-геометрию", частным случаем которой становилась геометрия Евклида.
Древнегреческая философия представляет собой в этом плане такую
фундаментальную форму культурного и интеллектуального синтеза, которая даёт
нам возможность достичь познания сверхчувственного, познания, которое в
любом случае может быть только чем-то опосредованным. Дух нашей эпохи
чувствует себя неуютно именно благодаря тому, что он утратил свою
способность заключать, или ratio. Данная способность состоит в применении
всеобщих, данных вместе с рассудком принципов к наличествующему в опыте
случайному. Синтез этих двух моментов (случайного и необходимого),
возвышаясь над тем и над другим, одновременно имеет с ними нечто общее,
т.е. приводит ко всеобщему или Единому, что и было осознано теми
философами, кто шёл вслед за Платоном.
Древнегреческая философия актуальна сегодня по двум причинам.
Во-первых, являясь синкретической формой знания и обладая высоким
эвристическим потенциалом, она позволяет выделить в той или иной духовной
форме подлинные кристаллизации, что весьма существенно для нашего духовного
строя с его многословием и отсутствием критического осмысления
теоретических систем (критика, конечно, присутствует, но она носит в
основном внешний характер). Во-вторых, именно греки показали, что философия
вполне может претендовать на роль последнего основания научных прозрений.