"Лукиан Самосатский. Сочинения" - читать интересную книгу автора

что должно совершиться, хотя и видят меч в руках матери.
32. Итак, граждане судьи, неужели не видите вы, до какой степени это
все отвлекает слушателя и к зрелищу его обращает, в одиночестве оставляя
оратора? Я привел свои рассуждения не для того, чтобы вы признали моего
противника самонадеянным и дерзким, - так как он добровольно принял на себя
столь великие трудности, - не для того говорил, чтобы вы прониклись к нему
презрением и недоброжелательством и оставили его один на один с его речами.
Нет, я хочу, чтобы вы еще сильнее поддержали его в борьбе и, по возможности,
опустив веки, выслушали слова его, приняв во внимание трудности дела. Ибо
только при этом условии, если он найдет в вас не судей, а помощников, ему
удастся избежать обвинения в том, что он вовсе недостоин роскоши этого дома.
И если я говорю все это в пользу моего противника, - не удивляйтесь: ибо
любовь к дому побуждает меня всякому, говорящему в его стенах, кто бы он ни
был, желать прославиться.

ЗЕВКСИС, ИЛИ АНТИОХ

Перевод Н. П. Баранова
1. Недавно, когда я возвращался домой после произнесенной перед вами
речи, подошли ко мне многие из слышавших меня, - я полагаю, ничто не мешает
и об этом рассказать вам, ибо мы уже стали друзьями, - так вот, они подошли
ко мне, начали жать мне руки и, казалось, были в полном восторге. Проводив
меня на большое расстояние, они наперебой во всеуслышание хвалили меня, до
того, что я даже покраснел, боясь, как бы не остаться мне далеко позади тех
похвал, которых был удостоен. Главным в моих произведениях, чту отмечали они
все в один голос, было, по их мнению, обилие новых, необычных мыслей. Но
лучше будет привести точно самые их изречения: "О, какая новизна!", "Геракл!
Что за неожиданные обороты мысли!", "Изобретательнейший человек!", "Никогда
никто не придумывал, не высказывал столько свежего, неслыханного!" И много
такого говорили они, очевидно, обвороженные слышанным. В самом деле: какие
основания могли быть у них лгать и льстить подобным образом перед человеком
заезжим и в других отношениях не слишком-то заслуживающим особого внимания с
их стороны?
2. Однако меня, надо признаться, немало огорчали их похвалы, и, когда
наконец они ушли и я остался наедине с собой, я начал раздумывать о
следующем: так, значит, единственная прелесть моих сочинений в том, что
они - необычны и не идут избитыми путями? А прекрасный язык, в выборе и
сочетаниях слов следующий древним образцам? Ум, острый и проницательный?
Аттическое изящество? Стройность? Печать искусства, лежащая на всем? От
этого всего, очевидно, я остаюсь далек в моих сочинениях. Иначе не стали бы
они, обходя молчанием все эти достоинства, хвалить только новизну и
необычность выбранного мною предмета. А я-то льстил себя напрасной надеждой,
когда, вскакивая с мест, они выражали свое одобрение, что, может быть,
конечно, и новизна побуждает их к этому, - ибо прав Гомер, говоря, что новая
песня радует слушателей, - но не до такой уж степени, не всецело, считал я
нужным приписывать это одной только новизне. Нет, я рассматривал ее лишь как
нечто добавочное, увеличивающее красоту целого и частично содействующее
полному успеху его; по существу же, думал я, похвалы и славословия
слушателей вызваны теми достоинствами, о которых я говорил. Я испытывал
поэтому чрезвычайный подъем, и подвергался опасности поверить словам их,