"Егор Лосев. Резервисты " - читать интересную книгу автора

колеблющемся свете факелов и произносили слова присяги. Из-за дождей, у
меня, начался насморк, поэтому вместо: "Ани нишба!" (я присягаю, ивр.) у
меня выходило: "Ани нишма!" (я слышу, ивр.).
После этого, мы все попали в учебку.
Габассо, вообще, прижился в нашей компании чудом; в Израиль он приехал
с родителями из Аргентины, но корни у него, каким-то образом, оказались
русские. Сначала мы ничего не заподозрили, когда он заговорил с нами, смешно
коверкая слова. B Израиле любой марокканец или эфиоп может вымучить, ломая
язык, пару слов на русском, типа "билиядь", или послать "кебене мат". Однако
Габассо так лихо строил фразы и предложения, что мы поняли: здесь что-то не
так, не в Патрисе Лумумбе же он выучил язык, стали расспрашивать и просто
упали от удивления. Оказалось, что русский он знает от прадеда, русского
офицера (еврея!), воевавшего еще в первую империалистическую под
командованием самого Брусилова и получившего из его рук офицерского Георгия
за участие в прорыве, а после революции бежавшего в Южную Америку. Услышав
имя Брусилова посреди холмов Самарии, в тренировочном лагере, мы слегка
прибалдели, но почувствовали симпатию, которая перешла в уважение, когда
после наступления субботы Габассо, с отвращением глянув на местных, коренных
израильтян, распивавших заменявший вино виноградный сок и оравших песни,
позвал нас в палатку, чисто по-русски щелкнув пальцем по горлу. B палатке
Габассо порылся в своем "чимидане" (необъятный солдатский баул с лямками) и
выудил двухлитровую пластмассовую бутыль из-под спрайта. B бутыли оказалась
текила! Через полчаса мы разлеглись на склоне оврага перед колючкой,
огораживающей базу. Два литра текилы плескались в солдатских желудках
раскручивая и встряхивая полную звезд простыню неба над нашими головами.
Лысые, каменистые холмы превратились в цветущий сад, вопли шакалов в
классическую музыку, а наши чувства к Габассо - в обожание. Крики сержантов,
муштра, скорпионы, песок в спальниках и несъедобная жратва остались где-то
далеко, вокруг был только кайф... Как оказалось, в запасе имелись еще две
бутылки, поднимавшие наш боевой дух до небес в течение следующих трех
недель, а потом была увольнительная. С этого события совместные пьянки по
субботам стали традицией и продолжались до самого окончания учебки,
прекратившись только в Южном Ливане, где такая пьянка вполне могла стоить
жизни.
После той бутылки текилы мы стали не разлей вода, а Габассо очень
быстро начал свободно болтать по-русски. Мишаня который тогда был упитанным
увальнем, еще не контуженным, но уже довольно резким, пару раз заступался за
аргентинца, когда местные прикалывались над его акцентом. В результате
Мишаня провел неделю на губе, разбив кому-то морду, но над патологически
добрым Габассо больше никто не смеялся. Все побаивались патологически злого
Мишу.
Закончив учебку, мы получили долгожданные коричневые береты пехотной
бригады Голани, пробежав для этого марш-бросок длинной примерно в полстраны.
Последние 15 километров мы перли на носилках Мишаню, который споткнулся и
угодил коленом в валун.
По окончании учебки наш батальон "вперед и с песней" отправился в Южный
Ливан, и мы два долгих года с перерывами торчали на укрепленных пунктах,
ходили на операции и в засады.
Как сейчас помню, первый выезд в зону безопасности. Весь вечер роту
тренировали на полигоне у самой границы, на различные ситуации: обстрел