"А.Ф.Лосев. Поздние века ("История античной эстетики" #7, книга 1) " - читать интересную книгу автора

трактующей о возможности для иного быть чем угодно и отрицающей единое
сущее, Амелий говорит о склонности материи к эйдетическому участию? Но ведь
если отрицается структурное одно, то, очевидно, его не может быть и в ином.
И чем же в таком случае оказывается иное? Оно попросту лишено всякого
единства и всякой структуры этого единства. И что же в таком случае в нем
остается? Вероятно, нужно признать, что это иное пока еще только стремится к
упорядоченной структуре, к эйдосу, пока еще только стремится участвовать в
нем. Но тогда становится ясной квалификация этой пятой гипотезы у Амелия как
именно только еще стремления к эйдосу. И тогда шестая гипотеза ясно будет
говорить уже об эйдетически упорядоченной материи, поскольку она основана на
отрицании чистого одного, но не на отрицании его структуры. Но если
действительно таков ход мысли у Амелия, то ничто не мешает ему
рассматривать, с одной стороны, чистую материю без эйдосов (седьмая
гипотеза), а с другой стороны - материальные эйдосы, но без чистой материи
(восьмая гипотеза). Не нужно думать, что это какая-то дурная схоластика. Это
очень тонкая диалектика эйдоса и материи. Седьмая гипотеза делает выводы для
иного в условиях отрицания относительного, то есть структурного одного. Если
отрицаются все внутренние категории одного, так что оно лишается всей своей
логической структуры, то ясно, что и в инобытии тоже не будет этого
структурного единства. Но такое иное, которое рассматривается вне своего
структурного единства, остается только чистым становлением, то есть
становлением неизвестно чего. А тогда это и есть платоническая материя.
Точно так же если в восьмой гипотезе отрицается абсолютное одно, то его нет
и в инобытии. Но инобытие, лишенное единства, еще хранит в себе оформленное,
или структурное, становление. А это и значит, согласно восьмой гипотезе
Амелия, что здесь мы имеем дело с материальными эйдосами, взятыми без
принципа чистой материи.
Для более легкого усвоения всего этого труднейшего неоплатонического
учения о гипотезах мы приводим ниже (II 376) соответствующую таблицу имен и
теорий.
В заключение раздела необходимо сказать, что Амелию принадлежит
огромная историко-философская роль в использовании "Парменида" Платона, а
это говорит о весьма тонкой и изысканной диалектике философии и, как мы
увидим ниже, всей неоплатонической диалектике мифа.

4. Другие учения Амелия
Имеется еще ряд сведений об Амелии, которые весьма небезразличны для
истории античной мифологической эстетики.
а) Опять-таки тот же Прокл (In Tim. I 425, 17-19) сообщает, что в своем
учении об идеях Амелий признавал наличие как индивидуальных частностей (ton
meron), так и наглядно видимых общностей (ton eidon; ср. Plat. Tim. 30 с).
Для конкретизации ноуменальной диалектики этот момент очень важен, хотя,
впрочем, он проводился уже и у Плотина (V 7). Характерно также и то, что
среди идей Амелий находил также идеи (и логосы) дурных вещей (по-видимому, в
противоречии с утверждениями по этому поводу в Plat. Parm. 130 cd). Согласно
Амелию, число идей настолько бесконечно, что мир даже за все бесконечное
время своего существования не может их охватить.
б) В учении о душе Амелий тоже стремится дифференцировать плотиновскую
теорию, доказывая, что отдельные души, исходящие из Мировой Души,
различаются между собою в первую очередь количественно и с точки зрения