"А.Ф.Лосев. Поздние века ("История античной эстетики" #7, книга 1) " - читать интересную книгу автора

ноуменальный мир идей трактуется у Порфирия достаточно трезво. Но Уоллис не
привел такой аргументации, которая заставила бы нас отрицать у Порфирия
категориальное различие тела, души и ума. Единственное, в чем можно было бы
здесь упрекнуть Порфирия с точки зрения строгого неоплатонизма, это то, что
он не занимается логически выдержанной диалектикой тела, души и ума. Однако,
ввиду преобладания у него практически-жизненного и
дистинктивно-дескриптивного интереса, это вполне естественно. Само собой
разумеется, если всерьез заниматься основными тремя неоплатоническими
ипостасями, то нужно сказать, что приводимые здесь Уоллисом материалы,
конечно, относятся в основном к третьей ипостаси, то есть к душе, и ничего
не говорят о двух высших ипостасях, то есть о первоедином и уме. Но тут-то
как раз и приходит на выручку анонимный комментарий к "Пармениду", весьма
уместно приводимый и анализируемый здесь все у того же Уоллиса.
Однако, прежде чем ссылаться на этот комментарий к "Пармениду",
Р.Уоллис вполне уместно напоминает нам некоторые мысли из "Сентенций"
Порфирия, в которых хотя и нет прямого учения о едином, но достаточно много
намеков на него. Тут можно было бы привести такие сентенции, как 10, 12, 25,
26. При этом Порфирий нисколько не стесняется характеризовать это
первоединое также и вполне положительными чертами, несмотря на
принципиальный беспредикатный характер неоплатонического первоединого. Об
этом у нас (ИАЭ VI 683-696) было сказано достаточно. Сейчас можно только
перечислить наиболее яркие тексты на эту тему из Плотина: III 9, 9, 17-18; V
4, 2, 16-17; VI 7, 17, 9-14; VI 8, 16, 34-38. Таким образом, еще до прямого
использования комментария к "Пармениду" можно, довольно точно установить
пункты соприкосновения учения Порфирия с учением Плотина. Анонимный
комментарий только углубляет эту нашу справку о чистоте первоединого у
Порфирия. Что дает в этом отношении привлекаемый Уоллисом комментарий к
"Пармениду"? Дает он все-таки немало.
г) Так, в I фрагменте комментария к "Пармениду" защищается эта первая
ипостась от упреков в пустоте и ненужности. Какая же это пустота, если она
творит все существующее? Беспредикативность есть не пустота, а наивысшая
сила.
Во II фрагменте утверждается отсутствие в едином всякой инаковости, как
это мы находим еще и у Плотина (VI 9, 8, 33-34), так что, в строгом смысле
слова, единое, или первоединое, даже не имеет никакого отношения к вещам,
кроме того, что оно их сотворило (у Плотина V 5, 12, 40-49; VI 9, 3, 49-51).
Но само это первоединое ни в каком творении чего-нибудь иного вовсе не
нуждается, так как иначе оно не было бы вседовлеющим. И вообще фрагменты II,
III и IV доводят негативное понимание первоединого до последнего предела,
так что можно утверждать, что в сравнении с первоединым каждая вещь
становится уже нулем, что беспредикатное первоединое постигается только в
молчании, да и это последнее не дает никаких гарантий для реального познания
первоединого.
Полную противоположность этому негативизму представляют собой V и VI
фрагменты комментария к "Пармениду", причем негативность также и здесь
остается на первом плане. В V фрагменте мы читаем как раз об этом негативном
первоедином даже в тех случаях, когда оно трактуется не как "единое", а как
"единое сущее". Тут комментатор идет прямо за второй "гипотезой"
платоновского "Парменида". Правда, необходимость введения позитивных
элементов помимо негативных заставляет его трактовать первоединое тоже как