"А.Ф.Лосев. Поздний эллинизм ("История античной эстетики" #6) " - читать интересную книгу автора

сводится только к педагогическим методам внутреннего очищения человека.
В дальнейшем у Порфирия речь идет уже об известных нам первоначальных
числах, Единице и Двоице (50), Троице (51) и последующих числах, вплоть до
особенно превозносимой у них Десятки (52). Интересно сообщение Порфирия о
том, что первоначальное учение Пифагора по разным причинам заглохло, а в
дальнейшем Платон, Аристотель, Спевсипп, Аристоксен, Ксенократ, то есть
платоники и перипатетики, усвоили это древнее учение Пифагора и стали
проводить его от своего имени, осмеивая Пифагора за разные глупости (53).
Дошедшая до нас в незаконченном виде биография Пифагора у Порфирия (54-61)
опять переходит к изображению различных событий из жизни Пифагора, включая
знаменитый поджог Килоном пифагорейского дома в Кротоне, трагическую участь
Пифагора, который, по слухам, даже покончил с собой, и, наконец, тяжелую
жизнь оставшихся в живых его учеников, с большим трудом записывавших кое-где
и кое-как мысли своего великого Учителя.
Пусть читатель теперь сам судит, что из этой биографии Порфирия можно
отнести к древнему пифагорейству и что к новому. По-нашему, сделать это
очень трудно и рискованно. Ведь тут невольно напрашивается мысль, не
является ли все древнее пифагорейство только какой-то религиозной общиной
без всякой претензии на философию и эстетику и что поэтому все оно в своей
философско-эстетической части есть не что иное, как позднейший вымысел тех
мыслителей, которых мы теперь называем неопифагорейцами и которые для
придания важности и ценности своим сочинениям приписывали авторство их
древнему Пифагору и потому свою философскую эстетику объявляли якобы
древнепифагорейской. В этот соблазн впадать не следует. Но
историко-философские и, значит, историко-эстетические трудности здесь
налицо.

5. Специально эстетические фрагменты
а) Из многочисленных проблем, которые затрагиваются в неопифагорейских
фрагментах Теслеффа, часто представленных недостаточно и не вполне
вразумительно, мы бы отметили ряд фрагментов, имеющих специальное отношение
к эстетике. Это, прежде всего, тексты о гармонии. То, что принцип гармонии
характерен для всей античной эстетики, это мы теперь знаем уже очень хорошо.
Но принцип этот, как и всю античную эстетику, разумеется, надо рассматривать
исторически. Историческая же особенность учений о гармонии в период
неопифагореизма отличается весьма напряженным рефлективным характером.
Сама гармония, как и везде в античности, продолжает быть здесь тоже
единством противоположностей (о древней пифагорейской гармонии - ИАЭ I, с.
266-272). Но характерно то, что это единство противоположностей трактуется
здесь как некоторого рода логос - термин, который в данном случае мы
переводили бы по-русски как "закон". Другими словами, во всех проявлениях
космической и жизненной гармонии действует прежде всего определенная
закономерность, которая фиксируется везде и всегда независимо от отдельных
разновидностей такой всеобщей закономерности. Гармоничен весь мир и
гармонична вся природа. Но это - только потому, что и для всего мира и для
всей природы имеется всеобщий художественный принцип, который неопифагорейцы
называли божеством.
б) Важно, однако, и то, что этот закон гармонии оказывается свойствен
также и произведениям искусства. Произведения искусства возникают отнюдь не
случайно и отнюдь не как попало, не в результате капризов художника или