"А.Ф.Лосев. Поздний эллинизм ("История античной эстетики" #6) " - читать интересную книгу автора

выставляй напоказ перед людьми, как ты судишь и думаешь о богах; "богам
делают возлияния через ушко сосудов" - этим он намекает, что богов должно
чтить музыкою и песнопениями, потому что они доходят до нас через уши; "не
ешь недолжного, а именно - ни рождения, ни приращения, ни начала, ни
завершения, ни того, в чем первооснова всего".
Этот текст Порфирия с безусловной убедительностью доказывает, что
древнему, а может быть даже и позднейшему, пифагорейству среди многих
глубоких идей и методов мысли был свойствен еще и самый поверхностный, самый
внешний и ничего не говорящий аллегоризм, имевший единственную цель - более
понятно и более забавно выразить то, что и без него всякому понятно.
Исключить такого рода условно-формалистический аллегоризм из пифагорейской
эстетики никак нельзя. Конечно, в такого рода условно-формалистических
словесных выражениях тоже была своя эстетика, но только уж очень пустая и
ничего существенного не говорящая.
Прочитывая биографию Пифагора у Порфирия, мы дальше вдруг
наталкиваемся, и притом ни с того ни с сего, на учение о переселении душ и
на то, что сам Пифагор знал по имени тех людей, в которых он перевоплощался
до своей тогдашней жизни (45). А дальше вдруг уже чисто философское учение о
чистом разуме, о его отличии от смутной области ощущений и аффектов.
Оказывается (46):
"Философия, которую он исповедовал, целью своей имела вызволить и
освободить врожденный наш разум от его оков и цепей, а без ума человек не
познает ничего здравого, ничего истинного и даже неспособен ничего уловить
какими бы то ни было чувствами, - только ум сам по себе все видит и все
слышит, прочее же и слепо н глухо".
Но подобного рода рассуждения Пифагора надо считать уже чем-то
платоническим. Тут нет и помину о наивностях, которые мы отметили выше. Еще
более серьезно звучит у Пифагора, в изображении Порфирия, учение
математическое.
Тут тоже вполне неожиданно начинается разговор об "истинно сущем"
(ontos onta) - термин этот уж во всяком случае лично платоновский. При этом
интересно, что это "истинно сущее" требуется, во-первых, вполне аналогично
трехмерному телу, как оно было у Платона и во всей античности. И, во-вторых,
целью изучения такого "истинно сущего" объявляется не что иное, как
"очищение" от недостатков телесной жизни. Тут, кажется, можно наметить
некоторого рода специфику неопифагорейства - это этико-эстетическое
самоочищение при помощи идеальных числовых структур.
Эта педагогическая опора на учение о числах настойчиво проводится у
Пифагора и дальше (48):
"Первообразы и первоначала, говорил он, не поддаются ясному изложению
на словах, потому что их трудно уразуметь и трудно высказать, - оттого и
приходится для ясности обучения прибегать к числам".
Порфирий поясняет это, указывая на обучение грамоте, когда учитель
сначала требует от учеников знания отдельных букв, а потом оказывается, что
дело здесь вовсе не в отдельных буквах, но в том их смысле, на который они
указывают; также и геометры (49) сначала чертят вполне физический
треугольник со всей неизбежной здесь неточностью чертежа, а потом тоже
оказывается, что дело здесь вовсе не в начертанном треугольнике, а в его
смысловых соотношениях, на которые начертанный треугольник только еще
указывает. Таким образом, получается, что сущность математики у пифагорейцев