"А.Ф.Лосев. Поздний эллинизм ("История античной эстетики" #6) " - читать интересную книгу автора

платониками и пифагорейцами, были в то же самое время еще и стоиками, а это
и вообще характерно для тогдашнего века сближения разных философских систем.
Именно приведенный у нас сейчас неопифагорейский фрагмент говорит о
"семенных логосах", каковые являются, как мы знаем, чисто стоической
концепцией. Признается платоно-аристотелевский Нус и в то же самое время
признается его излияние во всем космосе в виде таких "логосов", то есть
творческих идей, которые оказываются "семенами" для всех вещей. Синкретизм
платоно-аристотелевской философской эстетики с эстетикой стоической здесь
вполне налицо. И уже это одно создает эллинистическую новость, которой не
знали ни Платон, ни Аристотель.
По другим источникам начало вечного миропорядка (diacosmesis) - это
четверица, тождественная богу как демиургу. Причем все сущее "зависит от его
вечных помыслов". Правда, это воззрение безусловно принадлежит не самому
Пифагору, который "воспевал" бога только как "число чисел" (165, 13-16).
Однако необходимо заметить то, что никаких идей в уме демиурга греческая
классика почти совсем не знала. Эти три категории - ум, демиург и идея - в
период классики разрабатывались либо независимо одна от другой, либо такой
зависимости не придавалось принципиального значения. Теперь же, в период
прогрессирующего эллинизма, а, следовательно, также индивидуализма и
субъективного приоритета, первоначало именуется уже демиургом, а чтобы
творящие идеи не оказались в изолированном положении, они трактуются теперь
как идеи ума первоначального демиурга. Повторяем, здесь пока еще нет
никакого монотеизма, поскольку демиург трактуется вполне безлично, как
просто некоего рода обобщение всего того, что творится в космосе. Однако
индивидуализм, характерный для эллинистической эстетики, конечно, здесь
прогрессирует, и мощь субъективного начала в эстетике все больше и больше
дает себя чувствовать.
Пантеизм, который здесь гораздо уместнее видеть, чем монотеизм, ясно
чувствуется в следующих сообщениях. Пифагор якобы говорит: бог един, и он не
находится, как некоторые полагают, вне миропорядка (diacosmesis), но он
всецело пребывает во всем небесном круге, обозревая все порождения, будучи
"смешением" (crasis) всех веков и творцом своих собственных сил и деяний.
Бог - начало всего, он светоч неба и отец вселенной, ум и "одушевление"
(psychosis) всех вещей, движение всех круговращений (186, 14-19).
Этим достаточно рисуется неопифагорейское понятие космического
первоначала. Его зависимость от платонизма не требует доказательства. Но
приблизительно таково же и учение о слиянии идей и материи в
конкретно-материальных и чувственных вещах, как равно и в их познании. Тимей
Локрский (как мы увидим ниже) считал, что совокупность мира содержит в себе
две причины - разум и необходимость. Вся же совокупность мира в целом
включает три момента: идею, материю и чувственно-постигаемое, являющееся как
бы их порождением. При этом идея - вечная, нерождаемая и неподвижная,
нерасчлененная, тождественная но своей природе и умопостигаемая; она есть
"парадейгма" всего возникающего, претерпевающего изменение. Материя же есть
отпечатление идеи и родительница третьей сущности, то есть
чувственно-постигаемого мира. Материя также вечна, однако не неподвижна, она
сама по себе бесформенна, способна воспринимать всякую форму. Природа
эйдоса, или идеи, мужская и отцовская. Что же касается материи, то ее
природа женская и материнская, так что чувственно-постигаемое оказывается их
порождением, их детищем. Эти три мировые сущности познаются тремя