"А.Ф.Лосев. Эллинистически-римская эстетика I-II веков ("История античной эстетики" #5, книга 2) " - читать интересную книгу автора

выразить общее мнение, не находит ничего лучшего, как подробно расписать
божественное происхождение Цезаря и Августа на фоне мировых судеб Рима и
всего человечества.
Опыт универсальной государственности, опыт векового великодержавия, и
социального и политического, наконец, все это истинно римское чувство
единства истории, приводящей от троянского героя Энея к императору Октавиану
Августу, все это у римлян, оказывается, таково, что они вовсе не чувствовали
единственности и неповторимости истории вообще, и в частности неповторимости
своей собственной истории. Как Рим ни относился горячо к своей
социально-политической действительности, она в самый разгар великодержавия и
национализма казалась Риму, в глубине его духа, не чем иным, как результатом
круговращения небесных сфер и связанного с этим потока рождений и смертей,
бесконечного перевоплощения душ в те или иные тела. Тут, в самой интимной
точке римской социальной эстетики, мы начинаем ощущать античный холод и ту
антиисторическую, до-личностную, мертвенно-вещевистскую, хотя и мистическую,
концепцию истории, которая именуется учением о "вечном возвращении" и об
определяемости неповторимой личной судьбы человеческой души и души народов
повторимыми и безличными движениями холодных и, в общем, слепых небесных
сфер.

2. Драматический и трагический характер римского чувства истории
После рассмотрения общего характера римского историзма нам хотелось бы
указать на одну его деталь, которая не только нам, но и многим другим и
раньше представлялась и представляется теперь чрезвычайно существенной. Уже
заранее можно сказать, что такой холодный и безличный историзм не может не
отличаться своей чрезвычайно сложной структурой, противоречащей
рассудительным правилам спокойного и уравновешенного логического мышления.
Если все естественное здесь объявлено разумным, то, очевидно, такого рода
разум должен будет уже серьезно считаться с любым безумием и любыми
нелепостями, которые творятся в истории. Такая социальность, одновременно и
естественная и рассудочная, конечно, на каждом шагу будет предъявлять нам
самые невероятные картины драматических конфликтов и самую невероятную
трагическую гибель как отдельных исторических деятелей, так и огромных
исторических эпох.
И приходится делать вывод совсем уже неожиданного характера. Что такое
для римлян эпос? Ведь лучше Гомера, согласно всеобщему античному мнению, все
равно не напишешь. И что такое драма или трагедия после Эсхила, Софокла и
Еврипида? Ни лирикой, ни комедией, ни фактографической историей нельзя
удивить римскую мысль и римскую поэзию. Все это уже давно было в Греции, и
всему этому у греков можно только учиться. Но вот чего не было у греков. У
них не было того замечательного жанра, который можно назвать драматическим и
трагическим историзмом.
а) Интересно отметить, что эту подлинную оригинальность римской
литературы глубоко подметил еще Белинский.
Приведем некоторые суждения Белинского. Он писал, что "национальный дух
римлян всегда был чужд поэзии, и истинно латинская литература заключается в
памятниках красноречия и исторических сочинениях"{29}. "Римляне имели своего
истинного и оригинального Гомера в лице Тита Ливия, которого история есть
национальная поэма и по содержанию, и по духу, и по самой риторической форме
своей. Но высшей поэзией римлян была и навсегда осталась поэзия их дел,