"А.Ф.Лосев. Эллинистически-римская эстетика I-II веков ("История античной эстетики" #5, книга 2) " - читать интересную книгу автора

Историк, однако, не должен из-за плохого осуществления идеи терять из виду
саму идею. К этому присоединяется еще чисто римский формализм и дотошная
регламентация, которую мы отмечали выше и в которой римляне тоже испытывали
всегда страстную потребность. Тогда и сделается понятным этот апофеоз
Августа, выпиравший из всех пор тогдашнего социального организма.
"Религия празднует и освещает все события его жизни. В день его
рождения - приносятся жертвы, в дни его побед - даются игры. 16 января
празднуют потому, что в этот день он был назван Августом; 4 февраля -
потому, что в этот день он получил титул отца отечества; 6 марта - потому,
что он сделался верховным жрецом. 12 октября жрецы и весталки приносят
жертвы на алтаре фортуны (Fortuna redux), сооруженном у Капенских ворот при
его возвращении из Сирии после завоевания Египта; 4 июля приносят жертвы
Миру Августа (Рах Augusta) на алтаре, воздвигнутом сенатом в память его
возвращения из Испании. Через каждые пять лет одна из главнейших жреческих
коллегий дает народу игры в память его победы при Акциуме, подчинившей ему
мир; через каждые десять лет возобновляют его полномочия, и по этому случаю
задаются еще более блестящие торжества. Успехи его оружия или политики,
рождение его детей, его болезни и выздоровление, годовщины посвящения
храмов, воздвигнутых им самим или в его честь, - все служит предлогом к
новым праздникам; но так как число их возросло еще более при его преемниках
и еще сильнее развилась привычка "осквернять праздничные списки низкой
лестью", то они, наконец, до такой степени переполнили собою календарь, что
их поневоле пришлось сократить. Марк Аврелий постановил, что в году будет
только сто тридцать пять праздничных дней, но и это было все-таки много; он
не исцелил, впрочем, людей от раболепства, и после него число праздников
снова увеличилось"{27}.
г) Теперь, наконец, спросим себя: почему же этот
религиозно-эстетический апофеоз императоров мы считаем подлинно римским
созданием? Не есть ли это чудовищный образ, возникший как раз из опыта
личности, который мы именно отрицали для всей античности? И с другой
стороны, не есть ли это чисто восточная теократическая идея, существовавшая
многие тысячелетия вне всякого Рима? Чем отличается римский император от
египетского фараона или от французского монарха XVII-XVIII вв.? Почему этот
образ именно римский?
Выше мы уже намечали различие между культурно-социальными стихиями этих
многочисленных типов единодержавия. Сейчас мы можем сказать, со ссылкой уже
на специального исследователя римского апофеоза императоров{28}, что этот
апофеоз имеет все основания быть относимым именно к римскому сознанию. Тот
факт, что здесь мы имеем некоего рода социальную эстетику, ясно отделяет Рим
от Греции. Но эта социальная эстетика должна быть пластической и безличной,
чтобы быть вообще античной. Она и оказывается такой. Именно - апофеоз
относился здесь не столько к самой личности императора, сколько к
монархической власти вообще и даже просто к Римской империи, к ее
могуществу, к ее вселенскому "гению". Античных людей поражало и удивляло это
небывалое, всесветное могущество Рима, его триумфальное шествие по всему
известному тогда культурному миру. Вот это мировое единодержавие, это
сосредоточение в одних руках власти над всем миром и стало предметом
поклонения. Император здесь, таким образом, в значительной мере безличен;
это - символ римского единодержавия со всем его юридическим и военным
аппаратом; это - абсолютизация государственности.