"А.Ф.Лосев. Эллинистически-римская эстетика I-II веков ("История античной эстетики" #5, книга 2) " - читать интересную книгу автора

epulones, т.е. во все четыре главнейшие религиозные ассоциации Рима. Он
принадлежал, кроме того, к корпорации Фециалов, Тициев и Арвалов. Оставался
только сан "верховного жреца", который он и принял, ставши императором, и
который до Грациана в течение четырех столетий неизменно совмещался в одном
лице с императорской властью. С тех пор чем дальше, тем больше вырастает
апофеоз императора. Каким бы диким, смешным и отвратительным ни казался этот
институт новоевропейскому сознанию, мы никогда не сможем согласиться с тем,
что это было только какой-то придворной лестью или элементарным обманом
могущественного владыки. Можно согласиться, что новоевропейскому человеку
непредставим этот религиозно-эстетический опыт, когда вдруг, откуда ни
возьмись, один из самых обыкновенных правителей почему-то провозглашается
богом и ему начинают при жизни строить храмы и приносить жертвы. И обыватель
всегда старается эти далекие от него вещи объяснить доступными ему
категориями: лестью, обманом и желанием хорошо поесть, попить и выспаться,
увиливанием от работы и привычкой жить на чужой счет и т.д. Все эти
объяснения, однако, имеют для нас только характер водевиля, фарса и вообще
легкого жанра, и мы не станем входить в критику этого скучного слабоумия.
Серьезное отношение к Риму заставляет признать: хочешь или не хочешь,
нравится это или не нравится, но таков был социально-эстетический опыт Рима,
такова была эта страшная и, с этим можно вполне согласиться, довольно
бесчеловечная эстетика императорского апофеоза, и эта эстетика только
отражала подлинный римский опыт, а вовсе не была каким-то внешним и
механическим насилием. Социальная форма, существующая тысячелетия, не есть
только насилие; во всяком случае и оно обосновано в глубочайшем опыте
народов и есть их интимнейшая потребность.
Правда, когда духовная и гражданская верховная власть объединяются в
одном лице, то всегда есть соблазн превращать полицейские распоряжения в
догматы и заставлять повиноваться догматам как полицейским распоряжениям. Но
ничего не поделаешь, именно таков-то Рим и был. Рим - это как раз и есть
неразличение религиозного догмата и полицейского распоряжения, В этом и
заключается его "красота". Мы ведь уже знаем, что такое Гомер. Теперь - в
новой социальной обстановке - мы опять встречаем давно знакомое античное
явление. У Светония (Tiber. 27) мы читаем, как Тиберий запретил именовать
занятия государя священными. Но, несмотря на это запрещение, термин этот
совершенно спокойно вошел в официальное употребление; и вот, походы,
которыми командует сам император, именуются "священными", семейство его
именуется "священным домом" и т.д. Это чисто гомеровская черта, перенесенная
только, согласно диалектике истории, на новые социальные объекты. Гораций
ничего не преувеличивал ни в себе, ни в обществе, когда считал Августа
наместником Юпитера (Carm. I 12, 19-60), полагая, что выше него только один
Юпитер. Плиний Младший также был по-своему прав, когда писал, что Юпитер
может заниматься одним небом, с тех пор как избрал императора своим
наместником (Paneg. 78). Цезарь был тоже прав, когда ко всем республиканским
титулам верховной власти он прибавил в своей знаменитой речи еще нечто
новое - "священность государей" (Sanctitas regum, Suet. Jul. 6).
б) Религиозно-эстетическая сущность императорского апофеоза вскормлена
весьма тучной почвой. Известны многочисленные явления этого апофеоза в
Египте, Гpeции, даже в самом Риме в более древние времена. Известно
верование, очень интенсивное в течение всей античности, о превращении многих
умерших в богов. Что такое эти римские dii Manes, как не обожествленные духи