"А.Ф.Лосев. Эллинистически-римская эстетика I-II веков ("История античной эстетики" #5, книга 2) " - читать интересную книгу автора

формальное) послушание с истерией видений, когда Франциск Ассизский увидит
себя среди лиц св. Троицы и когда Данте поместит свою Беатриче на
апокалиптической колеснице, которая символизирует собою вселенскую церковь и
которую везет Грифон-Христос и окружают ангелы, евангелисты и пророки
("Чистилище", XXIX песнь).
О ремесле гладиатора и о превознесении римлянами этого искусства
красноречиво говорит упомянутый выше Л.Фридлендер{17}. Несмотря на низкое
социальное положение, гладиатура имела свои замечательные стороны.
Победители получали большое вознаграждение, иной раз целые чаши с золотыми
монетами. Иные из них требовали очень большие суммы. Тиберий платил
заслуженным гладиаторам за один выход сто тысяч сестерциев. Их богато
украшали и одевали. Фехтованием увлекались в самых разнообразных слоях
населения, не исключая самих императоров. Особенно известен в этом отношении
Коммод, который имел для себя в гладиаторской школе специальный зал, боролся
до тысячи раз и очень радовался почетным титулам, которые преподносились ему
как гладиатору. Об успехе гладиаторов у женщин традиция содержит немалый
материал. Так, ходил слух о том, что Коммод был плодом любви супруги Марка
Аврелия Фаустины к какому-то матросу или гладиатору. Гладиаторов воспевали
поэты (Martial. V 24). Их портреты можно было видеть на горшках, блюдах,
лампах, стаканах, перстнях; скульптура, живопись, мозаика, наконец, все
заборы отдавали огромную дань этим изображениям.
Испанские тореадоры напоминают римских гладиаторов. Их ремесло, правда,
не столь опасно (хотя, в общем, тореадоров гибнет немало) и не связано с
инфамией [4]. Но это тоже люди громкой славы и страстного внимания публики.
Л.Фридлендер приводит слова немецкого путешественника, посетившего в 80-х
годах Испанию, Т. фон Бернарда, которому бои быков показались "единственным,
что властно захватывало ум и мысли испанского народа", тогда как интерес к
театру был поразительно мал; "ни один победоносный полководец, ни один
государственный человек не может надеяться на популярность, равную
популярности знаменитого борца с быками". Тяжелое поражение знаменитого
тореадора повергает в такое сильное волнение весь Мадрид, подобное которому
не вызывает никакое политическое событие. Все знатные дамы сами посещают
его, чтобы лично осведомиться о его здоровье. Перед его домом стоят вереницы
экипажей. Бюллетени о его здоровье выходят сначала ежечасно, а потом два
раза в день. В качестве тореадоров выступают маркизы и графы. Даже девушки и
женщины в маленьком закрытом цирке сражаются с молодыми и не очень опасными
бычками.
Августин (Conf. VI 8) рассказывает об одном молодом человеке,
христианине, жившем в Риме для изучения права. Друзья силой затащили его
однажды в амфитеатр, и он утверждал, что они могут повести туда лишь его
тело, но не душу, так как он будет сидеть с закрытыми глазами, то есть
отсутствовать. Он так и сделал. Но страшный крик, поднявшийся по поводу
какого-то эпизода борьбы, заставил его открыть глаза. И Августин пишет:
"Душе его была нанесена рана тяжелее, чем телу того человека, которого
ему захотелось видеть, и он пал ниже, чем тот, при чьем падении поднялся
крик, так как вид крови возбудил в нем бесчеловечность, он не отвернулся,
взор его был прикован, и кровавое наслаждение опьяняло его. Что мне еще
говорить? Он смотрел, кричал, он увлекся и унес с собою безумие, побуждавшее
вернуться его снова".
По этому поводу Л.Фридлендер вспоминает одного французского